Визг бьёт по барабанным перепонкам, а потом понимаю, что это я кричу... от боли.
— Я человек порядочный, Сарусь. Не хочу, чтоб про тебя слухи гнилые ходили, что сожительствуешь с таким уважаемым человеком, как я. По закону все сделаем, как изначально и планировали. А братик твой здесь еще чутка побудет, чтоб ты до вечера ниче не учудила. — долетают до меня сквозь вопли его слова, нормально не воспринимаемые мозгом...
4. Глава 3
Снова коридор; молчаливые конвоиры тащат меня не известно куда. Я не в силах самостоятельно идти после пережитого болевого шока, ноги волочатся, пока Рома и второй поддерживают меня под плечи, унося подальше от кабинета.
Рука до сих пор трясется, как и вся я. Багровский срезал мое тату, которое было вместо обручалки, сорвал кожу до мяса. Слезы градом скатываются из глаз. Он испортил мое кольцо, которое должно было стать вечным!..
Пульсирующая боль в пальце и висках не прекращается, как бы я ни пыталась забыться. Хочу потерять сознание, умереть, исчезнуть.
Не знаю, совпадение ли это, но мужчины останавливаются на том же втором этаже именно у двери той комнаты, где меня держали в прошлый раз до побега. Открыв дубовую дверь, они вносят меня внутрь и усаживают на кровать, где я обмякаю, как тряпичная кукла. Перед глазами стоит пелена слез. Сморгнув ее, бросаю короткий взгляд на окровавленный палец; алая жидкость сочится по нему на мое платье, кусок ободранной кожи с тату болтается, как тряпка, держась на честном слове.
Кровь пропитывает желтую ткань и остается липким следом на ногах. Хочется выть не только от физической, но и от душевной боли. На ноге красуется вздувшийся волдырь от ожога.
Вижу, как один из мужчин выходит из спальни, но второй не торопится это делать. До меня доносится шуршание со стороны шкафа, пока я разглядываю собственные руки и ноги, а затем звучит голос Ромы:
— Ну ты… эт… сама знаешь че надо делать. — На кровать падает запечатанная упаковка бинта и перекись, а затем он выходит, хлопнув дверью, после чего звучит щелчок ключа в замочной скважине.
Игнорируя нарастающую истерику, беру дрожащими пальцами левой руки пачку, разрываю зубами обертку и затем, собрав все силы, также зубами отрываю кусок бинта, помогая себе рукой, а затем, борясь с приступом тошноты, прикладываю на место болтающуюся кожу, которую эта мразь не дорезала до конца, и забинтовываю. Оставшиеся кусочки ниток выплевываю прямо на пол. Я не знаю, прирастет ли отрезанная кожа к плоти и как после будет выглядеть палец. Мне абсолютно наплевать на это.