Но Син наконец-то приходит в себя и наклоняет голову набок, а потом произносит:
— Погоди-ка… А зачем нам ехать в Горф-нест вместе? Какой в этом смысл?
Ой-ой…
— Эм… а разве Джас тебе не рассказывал? — я как можно наивнее хлопаю глазами.
— Что он должен был мне рассказать?
Хочется провалиться сквозь землю. Разговор идет вовсе не так, как я планировала. Син не должен был задавать вопросы, он должен был просто ответить «да» или «нет».
— Кхм-кхм, — я пытаюсь подобрать слова. — Мне казалось, Джас поставил тебя в известность, что мы… мы никогда не говорили дедушке… о нас с тобой...
Мой голос затихает. Я даю себе мысленный подзатыльник за то, что не могу завершить свою мысль.
Брови Синклера взлетают наверх.
— То есть, ты не сказала дедушке, что обвинила меня в неверности и отказалась выслушать?
Возмущение вспыхивает, и я подаюсь вперед.
— Я не собираюсь спорить об этом сейчас! — шиплю я на Сина. — Мы уже давно сказали друг другу всё, что думаем по этому поводу. Но если у тебя хватает наглости врать мне даже в такую минуту, я лучше уйду!
И я почти исполняю угрозу, разворачиваясь на пятках, но Синклер меня останавливает.
— Роми, стой!
Я замираю на месте. Стою, как он и просит. Но все еще отказываюсь смотреть в его красивые, но такие лживые глаза.
И всё же стоит воздать хвалу небесам за то, что Син меня остановил. Не знаю, как бы мне самой удалось это сделать. И как бы я заставила его согласиться поехать в Горф-нест, если бы ушла сейчас.
Я не должна была поддаваться эмоциям. Но еще один спор о Мелиссе — это выше моих сил.
Сделав глубокий вдох, я всё-таки поворачиваюсь к Синклеру.
— Ты права, Роми, — печально вздыхает он. — Споры сейчас неуместны. И всё-таки, почему ты не рассказала дедушке о нас?
Я отвожу взгляд в сторону и смотрю на широкое кресло, стоящее у камина… Стараюсь не вспоминать, как отдавалась мужу в этом самом кресле.
На самом деле, мы делали это везде. В этой комнате нет поверхности, которую мы бы не использовали во время медового месяца. И, будь я проклята, но даже сейчас, когда я едва могу его выносить, мне хочется сделать это снова. Отдаться Сину в кресле, на кровати, на подоконнике или опираясь каменные стенки камина.
Слишком сложно сопротивляться реакции собственного тела, которое истосковалось по мужчине. По этому конкретному мужчине, есть быть точнее. В конце концов, я всего лишь женщина, а Син… он всё еще великолепен.