Сука...
Как можно быть одновременно такой недоступной и послушной?
«Аня — запретная территория!» — бьется в истерике разум под коркой.
Верю ему. Безоговорочно.
Она округляет рот и протяжно вздыхает от короткого прикосновения упругой груди. Кто придумал лифчики? В голове белый шум, перед глазами пелена.
Пробую налитую губу на ощупь. Лишь бы убедиться, что нельзя. Совсем. Ни капельки. А потом Аня открывает рот, и меня выносит на встречную полосу. Говорит что-то, цепляет пальцы, но я ничего не слышу.
Приплыли, Лазарев. Конечная. В борьбе за разум побеждает член.
«Аня почти как Лена», — долбится в сознании, но я грубо обрываю этот мерзкий голос.
Хуена! Подругу мне не хотелось трахнуть до звона в паху. Ни разу.
«Аня…»
Со злорадством вырубаю невидимый штекер и поддаюсь вперед.
«Абонент временно недоступен».
— Во всем виновата твоя ебаная вишня, воробушек, — задыхаюсь от собственных слов. — Я, блядь, хочу тебя сожрать.
Накрываю ее рот своим. Фруктовый сахар россыпью кристаллов взрывается на языке как шипучка.
Надо добавить вишню в список запрещенных веществ. И Аню. Потому что нет зависимости страшнее, чем их сочетание в глотке.
Кажется, я не могу без него жить…
Жадно пью ее до судорог в штанах. Ударяюсь зубами об идеально ровную эмаль. Аня что-то кричит и мычит, но своими действиями дает мне больше доступа. Маленькие ладони толкают в грудь, чем распаляют сильнее.
Дурочка, так только интереснее.
Шиплю, когда острые коготки впиваются в шею. А про себя верещу от восторга. Потому что взъерошенный воробушек отвечает мне. Ненасытно. Громко. Гребаные фанфары в моей голове наверняка подняли всех соседей в округе на уши.
Дергаю край ее вишневого свитера и нетерпеливо забираюсь под наэлектризованную шерсть. Как нас обоих не ебнуло током под двести двадцать вольт, ума не приложу. Под переливистые стоны прижимаю разомлевшую Аню к себе. Пробираюсь пальцами под лифчик.
Нужно запретить женщинам их носить. К ебеням. Такую красоту грешно прятать.
Жадно сжимаю объемное полушарие, терзаю острый сосок, легонько пощипываю. На ласки нет времени, но я все равно уделяю ее груди особое внимание. По моим ощущениям она стала ощутимо больше.
А вот Аня все такая же. Податливая, гибкая, словно дикая кошка.
Моя. Моя кошечка.
— Убью, — стонет в ухо.
В голове взрываются шарики, а яркие вспышки мелькают цветными пятнами перед глазами.