Оставляю чай доходить до нужной кондиции и плетусь в спальню сына. Почти не сомневаюсь, что Лазарев все сделал правильно. В прошлый раз он уложил Кирилла легко и непринужденно, как будто четыре года его жизни так делал.
В комнате темно, горка из одеяла неподвижна. Выдыхаю, прикрываю аккуратно дверь и поворачиваюсь.
— Блядь!
— Не кричи, — Лазарев прикладывает палец к губам. — Я полотенце не нашел.
— Синее. — шикаю на него, а сама отодвигаюсь.
Чем ближе к нему, тем опаснее.
— Оно там одно. Моими микробами вытираться будешь?
Идиотская недошутка немного сглаживает острые углы и разряжает атмосферу. Меня постепенно отпускает состояние гипнотического возбуждения. Остается выпить чай, чтобы окончательно прийти в норму.
— Под зеркалом в навесной тумбе отодвинь дверцу справа. Найдешь стопку свежих полотенец, — отвечаю, наконец, и шагаю обратно на кухню.
— Блин, Ань, я не найду, — несчастно вздыхает Лазарев.
— Что не найдешь? В двух дверях заплутаешь?
— Мне полотенца всегда горничная кладет.
— И?
Скрещиваю руки на груди и смотрю выжидающе, а Лазарев пожимает широкими плечами.
— Я неприспособленный, ясно? Вот это все домашнее… — обводит рукой коридор, — не мое.
— Готовить же научился?
— Суровая необходимость. Прошлый повар… Ушла.
Закатываю глаза и громко фыркаю. Раздражение гасит остатки мечущегося в венах жара.
— Ну да, ну да, — цокаю языком. — Любимая овца уцокала к другому в стойло и бросила тебя на произвол суровой реальности, где нужно гладить рубашки, искать носкам пару и готовить себе пропитание.
Лазарев опасно щурится.
— Аня, — предупреждающие нотки просят снизить градус агрессии в сторону его бывшей невесты.
Пошел на хер.
— Хуяня! — огрызаюсь и в мягких тапках-утках пересекаю коридор, затем отталкиваю засранца плечом. — Свали! Сейчас достану тебе полотенца. Сделай мне одолжение и повесься на них.
Шум воды гулко бьет по натянутым нервам.
В небольшой ванной комнате жарко и душно, на графитовой декоративной штукатурке оседает конденсат. Поправляю прилипшие к шее волосы, затем быстро наклоняюсь к тумбе. Отодвигаю дверцу, достаю новую стопку полотенец.
Сзади щелкает замок, и я замираю настороженной птичкой.
— Пять секунд, сучка? — зловещий шепот Лазарева щекочет шею, а из горла вырывается короткий всхлип. Пальцы крепче стискивают махровую ткань. — Овцегонщик?