«Заниматься, заниматься и еще раз заниматься!» — подумал я, глядя на то, как свора прихлебателей шагнула вперед. Поближе ко мне. Собираются навалиться всем скопом на обидчика своих драгоценных покровителей… Эх, ну что ты будешь делать!? Придется ножичек доставать, а то затопчут, паскудники малолетние...
— Назад! — громко раздалось над ухом.
Я невольно присел и мигом признал голос Остаха. И горазд же наставник поорать! Как на тренировке, когда мы с братом забудемся в поединке… За шумом схватки я и не расслышал, как он подошел. Но это и неудивительно — в голове до сих пор звенело от пропущенного удара, а ухо горело. Хорошо приложился мелкий рыжий уродец!
— Я тебя велю выпороть на конюшне, козопас! — крикнул старший из братьев, прижимая руку к лицу. Под левым глазом у него наливался красным будущий фингал, грозящий вскоре расцвести ярким цветом.
Знай наших!
— Ты как был дураком, так и остался, Гвинд! — раздался вдруг девичий голос. Моя собеседница торжествовала. — Перед тобой, дубина, — гость моего отца, Олтер, сын Рокона, наследник дана Дорчариан!
Я повернулся и увидел девчонку, которая показалась из своего потайного убежища. Ее обвиняющий указательный палец уставился на братьев. Я прижал руки к груди и с признательностью ей поклонился. В свите насмешливо фыркнули. Лесная фея с удивлением и интересом оглядела меня с ног до головы, словно впервые увидев.
Остах, уперев руки в бока, покачивался с пятки на носок. Его внешний вид не обещал ничего доброго. Причем не моим противникам, а мне. Пальцем он, как Наула, в меня не тыкал, но смотрел этак… со значением. Йолташ и Барат, выскочив вслед за учителем из дома, стояли на крыльце, растерянные. А что им прикажешь делать? Не бросаться же в детскую свару!
Переведя в очередной раз взгляд с меня на противников, Остах громко произнес на дорча:
— Драка! В первый же день! Даже вещи не успели перенести! — Он повернулся, махнув рукой. — Идем в дом, наследничек!
Суровый тон меня не обманул. Я успел увидеть мелькнувшее в глазах дядьки веселье и радость, тщательно им скрываемые. Или все-таки показалось?
Где-то в горах рядом с Ойдеттой
Хоар
На душе у Хоара было тревожно. Он ехал верхом, пустив шагом умного коня рядом с поскрипывающей повозкой, щурился на солнце и думал. Щуриться на солнце и пребывать в размышлениях было обычном делом для Хоара после свершившегося Суда.