Его лицо опять становится непроницаемым. Он снова встряхивает меня за волосы. Грубо притягивает к себе за талию, вжимая в свое тело, явно демонстрируя кто здесь хозяин:
— Еще как имею! И буду прикасаться! Ведь матерью моего ребенка может быть только… моя жена!
— Ч-что? — меня еще сильнее колотит. Голова кружится. Ноги подкашиваются.
— Хочешь ты того или нет, мы сейчас едем в ЗАГС.
— Я отказываюсь!
— Вне зависимости от твоего ответа, нас поженят, — безразлично отвечает он. — Я бы мог провернуть все и без тебя. Но решил, что ты захочешь присутствовать на собственной свадьбе.
— Ублюдок! Я никуда не пойду! Только через мой труп…
Мои ноги вдруг отрываются от пола, и я оказываюсь в руках мерзавца:
— Труп не может выносить для меня потомство, — холодно заявляет он, направляясь к входной двери со мной на руках. — Ребят, вещи для моей жены готовы?
Его охранники кивают и накрывают меня белоснежной шубкой:
— Это не мое! — протестую я.
— Теперь твое, — продавливает меня Мансуров. — Моя жена не может ходить в потасканном пуховике.
— Если беспокоитесь о репутации, то для начала не стоит красть людей среди бела дня!
— Не угадала, — он слегка заворачивает меня в шубу. — Я вовсе не о репутации беспокоюсь.
Его ребята открывают перед нами двери женской консультации, и мы выходим на мороз.
Икаю от слез. Прячу голову под белый мех и уношусь воспоминаниями в тот раз, когда ему тоже не угодил мой внешний вид.
— Ну здравствуй, дружище! — папа горячо обнимает своего давнего друга. — Спасибо, что пригласил!
— Хотел убедиться, что ты меня понял в прошлый раз, — холодно отзывается Мансуров.
Папа серьезнеет. Весь подбирается. Прочищает горло:
— Мне казалось мы уже все обсудили, Лех.
Мне не нравится воцарившаяся атмосфера. И кажется я понимаю, о чем они.
Дело в том, что отец должен своему другу кругленькую сумму денег. И в прошлый раз, встретившись в мой день рождения они даже подрались из-за этого. Я собственными ушами слышала, как Мансуров угрожал отцу. Но на утро они вроде помирились, и я понадеялась, что это была стычка по-пьяне.
Но сейчас это напряжение…
— Дядь Леш, — встреваю я нерешительно, пожалуй, впервые в жизни решившись заговорить с ним первая, — у в-вас такой дом красивый.
Он наконец замечает меня у папиного плеча. Уголок его губ дергается в ухмылке:
— Тебе нравится?