- Ка-ка… К-ка-акая? – еле выговаривает, с трудом поднимаясь. Плетется к машине, путаясь в собственных ногах. Глупый, зато послушный.
- Знаешь, как сюда доехать? – показываю ему дисплей, на котором горит только поступившее от Кости сообщение с адресом роддома.
Кира, как по команде, издает протяжный стон, тем самым продолжает крепко держать гайца за яйца. И меня заодно.
- К-конеч-шно, знаю. У меня там мама работает, - судорожно и часто кивает он, как болванчик. Многострадальная шапка опять слетает с его пустой головы, катится по заснеженной обочине, а парень от страха с места не двигается. Уши алые, глаза по пять копеек, из раздувающихся ноздрей вырывается пар.
- Вот это удача! – довольно тяну в унисон с оханьем моей проблемной беременной. Мне кажется, или она совсем притихла? Будто нас подслушивает. - Звони матери, пусть готовит родзал. А сам заводи патрульную машину, включай мигалку - и поехали. Будешь путь прокладывать и сопровождать нас, чтобы успели без пробок.
Моргает. Еще раз. Хлопает ртом и глотает морозный воздух, как окунь, выловленный из проруби.
- Но я же на дежурстве, - чешет затылок. – Не положено.
- А-а-а! Больно-о-о! – звучит на ультразвуке, и мы оба на секунду зажмуриваемся.
Внутри моего автомобиля словно завывает сирена. Сердце пропускает удар, а потом и вовсе останавливается. Жуткий стон Киры напоминает писк кардиографа. Все, прямая линия.
- Шевелись! – гаркаю на гаишника, пока он не рухнул в обморок. – Или хочешь мне ассистировать, пока я роды у жены буду принимать, а? И пуповину перегрызать, - специально сгущаю краски, а самого трясет в лихорадке. – Выбирай! Считаю до трех! Ра-аз…
Парень огибает капот, виляет зигзагами по обочине, будто заметает следы.
- Два-а, - кричу ему вдогонку и коротко сигналю для устрашения.
Подскакивает на месте - и его заносит вправо, четко в сугроб. Отряхнувшись, парень ускоряется.
- Три, - киваю сам себе, наблюдая, как он залетает в машину. Заводится, глохнет, пробует еще раз. Теперь главное, чтобы в ужасе без нас не уехал.
Внезапно воцарившаяся в салоне тишина давит и настораживает. Никто не ойкает, не визжит, не стонет. Я как в вакууме, лишь в ушах свистит.
Гробовая ти-ши-на.
Что-то с Кирой? Или я оглох?
Не отвлекаясь от патрульного автомобиля, на котором все никак не включаются проблесковые маячки, я завожу руку назад. Наткнувшись пальцами на живот, накрываю округлость ладонью, зарываюсь в складки платья, чтобы быть ближе к теплому телу, внутри которой копошится маленькая, но очень несносная жизнь. Мысленно прошу ее успокоиться и повременить с появлением на свет. Рано...