Внезапно из-за спины раздался женский голос.
— Поэтическая дуэль... — медленно
произнесла Антонина Мирофановна, которая, оказывается, все это
время стояла на крыльце, прислонившись к резному косяку двери. Она
скрестила руки на груди, и ее темные глаза с лукавым прищуром
изучали меня. — Должна признать, Петр Алексеевич, вы сегодня решили
удивить весь город. Это какая-то новая петербургская мода —
вызывать противников на рифмы?
— Можно и так сказать, — я позволил
себе легкую ухмылку. — Дуэль умов, Антонина Мирофановна. Более
цивилизованный способ решать споры, не находите?
— Цивилизованный?! — взвыл Захар,
который до этого момента стоял столбом, переваривая произошедшее.
Он подскочил ко мне, в его глазах плескался неподдельный ужас. —
Батюшка, да вы в уме ли?! Какой цивилизованный способ?! Он же вас
на смех поднимет, а потом, по уговору, на пистолетах
застрелит!
— А по-моему, барин здорово их уел!
— вмешался Прошка. Он стоял чуть позади, выкатив грудь колесом, в
глазах горел щенячий восторг. — Видали, Захар Семеныч? Как они
лица-то вытянули! А наш-то барин! Одним словом всех на место
поставил!
— Молчал бы ты, щенок! — прикрикнул
на него Захар. — Глупый ты еще, не понимаешь! Барин наш с рифмами
никогда не дружил! — он снова повернулся ко мне, его голос дрожал
от отчаяния. — Петр Алексеевич, голубчик, я ж помню, как вы в
прошлом годе графине Нарышкиной в альбом писали! Три дня мучились,
свечей извели на рубль, а выдали: «Ваши глаза как бирюза, а под
глазами слеза»! Так над вами же весь уезд потом хихикал!
Опомнитесь, пока не поздно!
— А я говорю, барин — молодец! — не
унимался Прошка, глядя на старика с вызовом. — Зато не струсил! А
вы, Захар Семеныч, только и умеете, что причитать!
Я поднял руку, прекращая их
спор.
— Спокойно. И ты, Захар, не паникуй.
И ты, Прошка, попридержи восторг. — Я посмотрел на старика. — С тех
пор, Захар, мой поэтический талант значительно вырос. — Затем я
перевел взгляд на заинтригованную Антонину Мирофановну и подмигнул
ей. — Вы еще не видели, как я умею.
Хозяйка дома в ответ не улыбнулась,
но ее взгляд стал более внимательным и оценивающим. Она смотрела на
меня так, будто видела впервые. Будто перед ней не занудный граф
Бестужев-Рюмин, а совершенно другого, непонятный, но определенно
интересный человек.