Чаадаев оказался человеком совершенно иного склада, нежели
разудалый Ржевский или психованный Орлов. Сухой, подтянутый, с
тонкими, аристократическими чертами лица и высоким лбом мыслителя,
он производил достаточно приятное впечатление. По крайней мере, при
первом знакомстве. Его серые глаза смотрели на мир с холодным, чуть
презрительным вниманием, а безупречно сидевший мундир и общая
сдержанность выдавали в поручике столичного франта, но в хорошем
смысле этого слова.
Пока мы выстраивались, Орлов продолжал свой «концерт». Гусары то
и дело оглядывались на него, не скрывая улыбок, и Орлова это
изрядно бесило. Однако, приходилось терпеть ради долга чести.
Захар, естественно, остался тут же. Он занял позицию у забора, с
видом мученика наблюдая за мной.
— Начинаем с вольтижировки, господа, — произнёс Чаадаев ровным
голосом.
Мои сослуживцы с привычной лёгкостью выполняли езду без стремян
и наклоны в седле. Я же смотрел на них, чувствуя, как холодный пот
стекает по спине. То, что творили эти парни, я, пожалуй, только в
пьяном угаре могу повторить, когда напрочь отсутствует чувство
самосохранения. И то не факт.
Появилась позорная мыслишка послушаться совета Захара и закосить
под больного.
— Граф Бестужев! На галопе, с земли платок поднять! —
скомандовал поручик.
– Твою ж мать... – Очень тихо, одними губами, пробормотал я,
представляя, как сейчас буду выглядеть в глазах сослуживцев.
Однако... Случилось нечто весьма странное.
Для начала я довольно ловко устроился в седле, отчего прибалдел
сам. А потом вообще пустил коня в галоп, легко и не
принужденно.
Ветер свистел в ушах. Мозг кричал от ужаса, но тело... тело
действовало само. В нужный момент оно идеально рассчитало наклон,
мышцы напряглись, рука вытянулась, и пальцы сомкнулись на шёлковом
платке. Я выпрямился, не веря в то, что произошло. Пялился на
платок, зажатый в кулаке, как пустынный бедуин на фонтан нефти,
ударивший из-под земли.
Это реально было очень странно. Если послушать Захара, так
"барин" шага не может сделать, чтоб не упасть, не убиться или не
покалечить окружающих. Стоит вспомнить его рассказ про неудачную
стрельбу. А тут – все прошло без сучка, без задоринки.
Я бросил взгляд на трибуну. Ржевский одобрительно орал А
Орлов... Орлов замолчал на полуслове, его рот так и остался
открытым. Он смотрел на меня с немым изумлением, в котором
плескалась чистая, незамутнённая ярость.