— Ты почему сегодня в зал не пришел? — надул пухлые губы Иванов,
отчего разрыв между его чистой русской речью и африканской
наружностью стал еще более карикатурным.
Гигант уныло откинулся на спинку казенного стула, отчего тот
жалобно заскрипел и чуть не развалился. В столовке уже почти никого
не было, через полчаса эта богадельня уже закрывалась, так что я
подумал, что смогу с Мишаней разминуться, да и поесть чего-нибудь
вкусненького и жирного, а не обычное углеводно-белковое хрючево,
которым пичкал меня этот культурист.
Я осторожно поднял голову от полной тарелки риса с куриной
грудкой, которую навалил мне Мишаня, и посмотрел на своего соседа.
С него станется потащить меня на «внеплановую ночную тренировку» в
районе полуночи, так что нужно придумать какую-нибудь уважительную
причину.
— На меня самого утра напали, — с честным выражением лица
ответил я.
— Как напали?! — возмутился Мишаня.
— Самым вероломным образом, когда я мылся, — продолжил я, делая
самое печальное выражение лица, на которое был способен.
Мишаня с недоверчивым прищуром посмотрел на меня.
— К тебе утром должна была Воронцова зайти, — наконец-то
прогундел гигант. — Ты же не про нее?
— Это было нападение! Самое настоящее! Мне пришлось петлять по
всей территории гимназии в твоем розовом полотенце! Кстати, Стивен
его сожрал… Так вот, меня все равно догнали, повалили на землю и
заставили подписать непонятные документы, по которым я теперь член
студсовета и вообще, буду капитаном гиназической сборной на
соревнованиях! Ты прикинь, какой беспредел! Надо мной бессовестно
поглумились, Мишаня! Самым бесстыдным образом!
— Что ты сказал? — наконец-то смог вклиниться в поток моих
стенаний Мишаня.
— Я говорю, меня Лилит на землю повалила и сделала захват
бедрами, а потом…
— Нет, еще раньше. Про мой полотенчик…
— А. Его порвал Стивен. Но я не виноват! Это все Воронцова с ее
студсоветом! — начал я оправдываться.
Но по лицу Мишани было видно, что сегодня ночью мне грозит
внеплановый присед со штангой на горбу. Это буквально бегущей
строкой читалось в карих глазах гиганта. Но я знал, что моя
качалочная казнь будет отложена до полуночи.
Вообще, что-то не день, а парад покаяний. Сначала на меня
наехала Валерия, потом постебал Валерка, озадачил Долгоруков и под
конец начал щемить всегда тихий и спокойный Иванов. Но последней
каплей стал окрик вахтера в общаге, который сообщил, что мне звонил
мой дядя.