Я тяжело вздохнула и до боли сжала кулаки, понимая, что, кажется, мне не избежать обнажения перед этими мужчинами. Заставят. Всё же мужики в любом мире остаются мужиками, им бы на обнаженное женское тело поглазеть.
— Ну что же вы, мисс, так стушевались? — издевался гадское Высочество. — Если ты побродяжка не причем, то тебе нечего бояться. Тебя осмотрят маги и подтвердят твою невиновность, — последнее слово принц особенно выделил, намекая, что он не верит в мою непричастность к ренегатам.
Мне сразу стало стыдно, противно и страшно. Всё же даже мне, закаленной свободными нравами двадцать первого века, претила мысль раздеваться перед четырьмя незнакомыми мужиками. А вот настоящая Кирьяна Астон, тело которой я заняла, вообще-то невинная девушка, и её такое должно ужасать. Сомневаюсь, что подобные проверки не бросают пятно на честь и репутацию юной девы. Уверена, стань про инцидент известно местному обществу, позора не избежать.
Понимал ли принц, что таким образом оскорбляет и унижает меня? Думаю, да. Более того, он делал это намеренно, давая понять, что я никто, бесправная песчинка в руках власть имущего.
— Но ты можешь отказаться, — после минутного молчания сладко пропел гад мажористый и, когда я, не поверив, на него посмотрела, то пояснил. — Твой отказ сотрудничать со следствием можно будет расценивать как признание в виновности. А это значит, тюрьма и суд. Сговор с отступниками приравнивается к высшей государственной измене и карается смертью. Ты готова попрощаться с жизнью, побродяжка?
Я готова не была. Я хотела жить. Пусть и в этом странном, необычном мире со средневековыми законами, но жить. Не знаю почему, но с момента осознания, что я очутилась в другом мире ни разу не сомневалась, что попала я сюда окончательно и бесповоротно. У меня даже мысли не возникало, что моё тело лежит в реанимации в родном мире в коме, а эта реальность мне кажется. Отчего-то я знала, все по-настоящему. Именно поэтому я хотела жить.
— Я… — голос мой предательски дрогнул. — Я не отказываюсь сотрудничать со следствием, — произнесла глухо и потупила взгляд.
Смотреть ни на кого не хотела. Было больно, что никто не заступился за меня. Больно, что Селестин не пожелал защитить, попустительствовал моему унижению. Хотя с чего бы ему меня защищать? Глаза обожгли непрошенные слезы, но я их сдерживала. Не буду плакать. Я сильная и смогу пройти эту унизительную проверку и не разрыдаюсь. Наши женщины и не на такое способны. Просто представлю себя в роли актрисы. Да, пожалуй, именно так и сделаю, представлю себе сцену с раздеванием из фильма. Вокруг на съемочной площадке снуют гримеры, режиссер, оператор…