- Малая ты, Яна. Сколько тебе сейчас лет? Восемнадцать?
- Нет. Мне недавно исполнилось девятнадцать.
Он тихо усмехнулся, а девушку задела его насмешка.
- На улице так холодно, Ридван. А ты по делам в нашем городе? – её взгляд упал на правую руку мужчины, на безымянном пальце не было кольца.
- По делам, Яна.
- А где ты остановился?
- Пока не знаю. В этом городе у меня не осталось ничего. Никого, - выдохнул с откровенной болью.
- Неправда, Ридван. В этом городе у тебя есть я. Я всегда рада тебе. И Ира будет очень рада.
- Я рад слышать, малая, - как-то несерьёзно произнёс, словно не воспринял на веру слова девушки.
Яну бесила его манера общения с ней. Ведёт себя так, словно она всё та же маленькая девочка. Да только она выросла.
- Поехали, Ридван. Хочется попасть в тепло. Домой.
- Хорошо, отвезу тебя, - монотонно ответил, выезжая на дорогу. В душу врезались её слова про дом и тепло. У него этого ничего нет. Потерял. И больше никогда не найдёт. Придётся жить в ледяной пустыне, которую он сам же себе и создал.
Ридван остановил машину возле ворот довольно большого домовладения. Понятно, что здесь не олигарх живёт, но явно люди с достатком выше среднего.
- У тебя хороший дом. Так мне кажется с виду.
- А ты его не помнишь? Ты же был здесь в тот день, когда Ира и прокурор поженились.
- Я помню. Но за пять с половиной лет здесь всё так изменилось.
- Идём, Ридван, погостишь у нас. Тебе ведь некуда идти, как я поняла. Заодно приведу в порядок твою рубашку и высушу. Спокойно поговорим. В тепле. Ты, наверное, ещё и голодный в придачу, да?
- Яна, я не хочу мешаться к вашей семье. У меня есть ещё дела.
- Дела? Ночь скоро. Какие на ночь могут быть дела?
- Много дел может быть, малая, уж поверь.
- Ридван, мы так давно не виделись. Уверена, Ира тебе очень обрадуется. Не уходи вот так, даже не оставив номер телефона. Ты ведь не чужой. В этом доме тебе всегда рады.
- Яна…
- Нет, - настойчиво процедила, хватая его за руки, - я не отпущу тебя. Пойдёшь со мной. Отогреешься в тепле, поужинаешь. И мы поговорим.
Ридван всматривался в лицо девчонки, которое в этот момент приняло такое строгое выражение, какое бывает у училки, объясняющей правила поведения нерадивому ученику.
Не сдержался. Засмеялся. Помнил, как эта липучка прилипала к нему, когда ей было тринадцать. Уже тогда была настойчива и ему приходилось ей уступать. Пару раз даже причёсывал её. Он помнил, как она самым наглым образом улеглась спать на его диване, отказавшись уходить к себе.