— Что угодно вашему императорскому высочеству? — довольно
холодно спрашивает леди, ибо я давно уже научилась отличать
простушку от госпожи по одному только взгляду.
Эта тварь — госпожа. А тварь она потому, что служит не мне. И
подкупить ее вряд ли удастся. Все уверены, что мой отъезд в
монастырь и разрыв с князем Лин Ваном начало моего конца. Что моя
власть зиждется исключительно на этой связи.
Потому что у Лина огромная армия. И Нанкин, второй по значению
город в стране. Да, по сути, весь юг под пятой сиятельного князя,
которого опасается сам император. И даже меня вернул из бессрочной
ссылки в свой дворец, несмотря на то, что я письменно призналась в
прелюбодеянии. А теперь князь со мной не разговаривает и даже
весточку не прислал, когда родилась наша дочь. Только повозку и
охрану.
— Последняя просьба, — я смиряю гордость и с видом
приговоренного к смертной казни вкладываю в руку придворной дамы
княгини Лин, которая теперь имеет право на собственные герб и свиту
заранее приготовленный кошель. Прося о милости: казните меня не
больно. Сначала я хотела дать его кормилице, но передумала. Ей и
так заплатили щедро, и тут я ничего не выиграю.
Но мне нужен свой человек в поместье Лина. Я могу хотя бы
попытаться. Кошель тяжелый, искушение велико.
— Письмо ведь может по дороге затеряться, — торопливо говорю я,
— поэтому передайте Ли Лу… Я хотела сказать княгине Лин на словах.
Мою дочь зовут Чен.
Я смотрю поверх головы нелюбезной леди, на золотой диск, который
окрашивает перистые облака в изумительный цвет. Цвет утренней зари.
Сполохи малинового, разливы нежно-розового, островки багряного, и
выше всего, там, куда уже прорвались обжигающие солнечные лучи —
чарующая взгляд лазурь.
И хоть настроение у меня похоронное, я признаю, что это
красиво.
Чен и означает утро. Зарю. Рождение нового дня. И новой
надежды.
— Это все? — подозрительно спрашивает женщина, взвешивая в руке
кошель.
— Да.
— Что ж… — жадность берет верх и чопорность сменяется
подобострастием. Леди понимает, что я буду щедро оплачивать любую
информацию о дочери. — Я передам княгине вашу просьбу. Касающуюся
имени молодой госпожи Лин.
Малютке от роду три дня, а уже госпожа! Персональный эскорт,
сплошь — головорезы. Преданные Лину до гробовой доски. Умрут под
пытками, но не выдадут нашу с князем тайну. Лин и не мог прислать
за дочерью других. Она это маленькая я. С той разницей, что
принадлежит Лин Вану безраздельно, он ее отец, в будущем Бог. Тот,
на кого моя Чен будет молиться. Потому что родителей в Великой Мин
почитают, каким бы они ни были, а хороших — боготворят.