И меня буквально порвало на части.
— НЕТ! — заорала я как бешеная. — Нет, умоляю! Только не он!
12. 12. Жестокая расплата
(Цветана)
Анвар был животным.
И его звериное чутье подсказало, кто именно хотел меня изнасиловать. Он догадался сам.
Хотя я молчала, скрывала правду. Все надеялась, что инцидент замнется. О нем забудут.
Но правда вылезла наружу. Хозяин понял, что одежду на мне порвал Даньяр.
Это он разбил мне губу. Повалил на землю. И попытался сделать женщиной.
Следовало отомстить предателю…
Вот только вместо наказания подонка Анвар поступил наоборот — решил подарить ему мою невинность.
Просто бросил меня на ковер.
Схватил за шиворот и толкнул под ноги охране.
Как будто это норма. Так и было задумано с самого начала.
Я чувствовала себя жертвой для подношения. Подарком. Разменной монетой. Это было гораздо хуже, чем терпеть удушье рук Камаева.
Мне казалось, что я просто отброс. Кусок дерьма, который не жалко дать даже такому подлецу, как Даньяр.
— Я выбрал именно его, — объяснял Анвар свой чудовищный поступок, — потому что он служил моей семье на протяжении многих лет.
— Так и есть, — говорил урод с довольной ухмылкой. — Я это точно заслужил!
Он вышел вперед и стал меня осматривать с разных сторон.
Будто тельную корову на базаре.
А я боялась даже шевелиться. Лежала, прижавшись к полу. Цеплялась за ковер, как за спасение.
Все надеялась, что до секса не дойдет.
— Даньяра я ценю за то, что он охранял мою мать, — продолжил Анвар. И его голос стал каким-то другим. Я посмотрела и увидела в его лице гримасу боли. — Он был с ней в тот вечер, когда ее забрал Варшавский.
Тут он перевел глаза на меня.
И я почувствовала зло в его душе.
Он ненавидел меня за тот факт, что я носила ту же фамилию. Мой отец изуродовал жизнь человеку. А у его матери — и вовсе отнял.
На что я могла надеяться, если я Варшавская?
— Мне очень жаль, — выдавила я из легких.
А через мгновение была прижата к полу грубым мужиком.
Даньяр не церемонился и начал распаковывать подарок.
Я орала нечеловеческим криком.
Извивалась, дрожала от мучительных касаний к моей коже — чужих и грубых, совершенно омерзительных рук того подонка.
Пока Анвар стоял и наблюдал.
В ту минуту все стояли и просто смотрели, как он терзает мою одежду. Он окончательно порвал ее на тряпки, обнажив меня до трусов.
Его руки были повсюду.