- Существует предсказание, что призванный чужак уничтожит мир. Поэтому. – И замолчала, позволяя мне додумать остальное.
А подумать было о чем.
Если принять за аксиому, что я не сумасшедшая, не в коме или под приходом, что я действительно попала в другой мир, в чужое тело, то просится вывод: я не в мозгах, я в заднице.
В полной.
И как-то сразу стало ясно, почему Веласко смотрит волком, а Гильермо не постеснялся устроить герцогине допрос – он проверял, Джоанна все еще ли это… Или нет. Или кто-то другой в ее теле.
Предположим, я.
Значит, чужак способен вытеснить хозяина, да, Джоанна? Чем-то вроде давешней истерики? Как бы сказал мой терапевт, неразрешенным внутренним конфликтом, провоцирующим психосоматику? – Я всего лишь на мгновение представила себя Джоанной, но руки у девчонки затряслись так, что заржала лошадь – железный трензель больно впился в губы. И сразу же обернулся Веласко.
- Донья?..
Успокой его, истеричка, иначе он пристрелит нас еще до жаркой встречи с Торквемадой, - прошипела я, увидев взведенный арбалет.
- С кем? – жалко прошептала Джоанна, ослабив поводья.
С великим инквизитором. Или кто у вас жжет двоедушников?
- Король.
А, ну отлично. И мы едем ко двору просить его защиты? Ты нормальная вообще или в дедушку? Он-то явно умным был, раз пошел на запрещенный ритуал…
Только что готовая заплакать, Джоанна оскорблено шмыгнула носом и вздернула подбородок. Детский сад, ей-Богу. Только в этом садике читают страшные сказки.
Судя по одежде, замку, именам, конной тяге и оружию, здесь царит махровое средневековье, близкое к испанскому – с фанатиками, своеобразной охотой на ведьм и гребаным феодализмом. Вассал моего вассала и как-там-дальше. И с этой точки зрения хорошо, что мне досталась герцогиня. Герцогиням всяко лучше, чем крестьянкам. А вот с другой стороны…
Герцогиня. Наследница провинции. Она все время будет на виду, шаг вправо, шаг влево, капелька пены у рта – и Его Королевское Величество не преминет поинтересоваться обстоятельствами смерти деда. И кто гарантирует, что Веласко нас не сдаст?
Значит, что?
Значит, мне придется жить – существовать – в этой соплячке, из-за которой я уже погибла в своем мире? Тихо, смирно, ничем не выдавая себя, так? – скрипнули зубы, и унявшаяся было злость разгорелась с новой силой, выворачивая мелкие суставы чужих пальцев. Зажмурившись от боли, Джоанна расплакалась. Горько-соленые капли потекли по щекам, впиталась в колючую душную тряпку, закрывавшую лицо.