- А-а-ах…
Глаза вдруг открылись. Широко-широко, и я застыла, шокировано глядя на стилет, всаженный мне под ребро. Синюю стекляшку рукояти обрамляла мелочь голубых острых бусин, похожих на жемчуг, бело-голубая сталь чуть заметно светилась. Я почувствовала ее холод и пульсирующий жар в сердце, влагу из уголка рта, холодные мокрые щеки... Только я больше не умею плакать.
Кинжал сжали тонкие руки и снова это рыдающе-стонущее «А-а-а...»
А потом я повернулась на бок.
Через боль, но так легко и просто, что не сразу поняла, почему обзор сместился и вместо рукояти перед глазами замаячили обтянутые светлой юбкой колени и каменные плиты. Да какого черта здесь происходит?!
- А-а-а…
Руки, больше смахивающие на птичьи лапы, шевельнулись, и черный от крови кинжал пополз из тела.
- А-а-а…
Больно не было. Скорее, неприятно – будто опять снимают швы и вытягивают нитки, - но… Какие нитки?! У меня стилет в груди! – снова поднялась истерика. – В квартиру вломились?! Почему не сработала сигнализация?! Где Герда, моя медсестра и сиделка?! Где ее слюнявая псина, «прекрасный охранник»?! Что со мной?! Почему я жива?!
- Герда! – попыталась крикнуть я, но получилось только скулящее «А-а-а…» Руки не слушались, продолжая вытягивать сталь. Не разжимались, не опускались, только дрожали, будто расширяли рану.
Нет! – взвыла я, понимая, что еще немного, и кровотечение будет не остановить. – Нет! Стой! Прекрати!
Руки замерли, а потом вдруг тело выгнулось – словно бабочка сняла себя с иголки, и кинжал упал, загремел где-то внизу:
- А-а-ах…
Залитая исчерна-красным ладонь прижалась к груди. О Господи… Но сердце колотилось, не собираясь останавливаться, а меня опять мотнуло, приподняв на добрый метр вверх. Взгляд скользнул по каменной стене, украшенной оковами и чадящим факелом, по молочной сфере - точь-в-точь шар предсказаний у гадалок, - и остановился на мертвом седовласом старике, лежащем навзничь. Я как-то сразу поняла, что это смерть: слишком восковое лицо, слишком скрюченные пальцы и скривленные губы. Инсульт.
- Дедушка!
Меня бросило вперед. Окровавленные руки вцепились в плечи старика, затрясли:
- Дедушка! Дедушка, не умирай!.. Пожалуйста, дедушка!.. Очнись, abuelito… - рыдал тонкий девчоночий голос. Голова старика моталась из стороны в сторону, роскошная седая грива мела грязный пол. Я видела иссеченное морщинами лицо с похожим на клюв острым носом, густыми бровями и черными провалами закатившихся глаз – из-под редких ресниц страшно блестели белки. Видела раскрытый рот, жилистую шею, пышный воротник, рубашку без единой пуговицы, на шнуровке, и золотую вышивку дублета. Видела тяжелую золотую цепь. Видела серьгу в мочке уха. Видела жесткие соломенные волосы, спускающиеся к самому полу, то и дело липнущие к моим щекам и губам. Видела так, словно играла в «Тонущий Город» - глазами персонажа, ведущего партию. Или как в фильме, где герой, затаив дыхание, высматривает в щель опасность. Или будто надела виар.