Вынырнув из воспоминаний, я решительно направилась на чердак, внутренне кипя от злости. История мачехи и падчерицы не нова, но почему-то история Эльвиры задела за живое, как будто это касалось лично меня. Впрочем, наверное, так оно и было. Чем больше я узнавала о ней, тем больше ее жизнь сплеталась с моим сознанием. И отец тоже хорош, неужели не видел, как одиноко живется его малышке дочери? Или, женившись снова, он тут же списал ее со счетов, думая лишь о молодой жене и будущих наследниках мужского пола?
На чердак вела узкая каменная лестница, находившаяся в самом конце коридора на третьем этаже. Поднявшись по ней, я толкнула массивную дверь, которая оказалась не заперта, и шагнула внутрь. Чердак был огромен, что, впрочем, было неудивительно, учитывая размеры самого особняка. Освещения здесь не было, единственным источником света были небольшие окошки по всему периметру, в которые проникал уже становившийся тусклым свет догорающего короткого зимнего дня. Значит нужно спешить. На чердаке стояла старая мебель, зачехленная в когда-то белые, а теперь потемневшие от старости и пыли чехлы, деревянные, окованные железом сундуки, в которых хранились какие-то старомодные наряды с высокими воротниками, в одном углу я нашла коробки с детскими игрушками, но память молчала, поэтому я решила, что это не игрушки Эльвиры. Но я искала что-то, напоминавшее по форме большой прямоугольник, поэтому решила не тратить время, тем более день угасал быстро, и скоро на чердаке станет совсем темно. Спустя еще полчаса поисков, когда я уже решила было возвращаться назад, в одном из дальних углов мне попалось на глаза что-то, отдаленно напоминающее картину, завернутую в полотно, и перевязанную веревкой. Развязав ее и сняв пыльную ткань, я поняла, что наконец то нашла то, что искала.
В уже наступивших сумерках изображение на портрете лишь угадывалось, поэтому я перенесла его к окошку, чтобы хоть как-то рассмотреть. С портрета на меня смотрела молодая красивая женщина, точнее девушка лет двадцати. Белокожая, со светлыми длинными волосами, ее знакомые пронзительно-зеленые глаза смотрели ласково и вместе с тем немного грустно. Такой же грустной мне показалась и легкая улыбка, которая чуть угадывалась на ее губах. «Графиня Эмилия Глоустер» - гласила надпись в нижнем углу. Год смерти... восемнадцать лет назад, значит Эльвире было около двух лет, когда она умерла. Отчего-то на миг сжалось сердце, когда я рассматривала портрет. Красивая, и такая молодая. Почему же она умерла так рано?