И то, как он произносит последнюю фразу, заставляет меня поежиться.
С гордостью. Совсем как отец в те редкие моменты, когда был мной доволен.
— Правда? — девушка адресует мне заинтересованный взгляд.
— Правда, — отзываюсь я. — Среди юниоров, — подтверждаю факт из своего славного прошлого.
— Кто тебя останавливал? — дядя ловит меня на слове.
— Хорош… — торможу его попытку залезть мне под шкуру. — Мне покрепче, — оцениваю цвет напитка в своем стакане. Диана доливает чай и смотрит на меня. — Еще крепче. — Я беру девушку за руку, мягко давлю на пальцы и наклоняю чайник над стаканом, почти до краев заполняя его густой жижей.
Диана смущенно улыбается. Не знаю, как у нее это получается, но выглядит вполне искренне.
— Не буду вам мешать, — встав за спинкой дядиного кресла, она опускает ладонь на его плечо. — Подожду тебя у бара.
Димас ловит ее ускользающие пальцы и мягко сжимает их. Дарю ему провокационный взгляд, словно спрашиваю, не слишком ли много нежностей для эскортницы. Но он больше никак не комментирует свои отношения с Дианой.
Следующий полчаса мы рубимся в длинные нарды.
— С отцом-то виделся?
— Да. Я от него сразу к тебе.
— Нормально прошло?
Вижу, ему любопытно, какой была наша встреча.
— Нормально, — киваю, бросая зары.
Выпадает дубль.
— Да-а-а, Егор, устроил ты тогда Сан Романычу прохладный душ, — усмехается дядя. — Ну хоть кто-то, да? — бросает взгляд на часы.
— Тебе пора, — напоминаю ему. — Девушка ждет. Доиграем в другой раз?
— А ты надолго приехал-то?
— В понедельник обратно. Работать надо.
— Ладно, трудоголик. До завтра значит… Выпьем, посидим… Старик-то твой рад, должно быть? Все уши про тебя прожужжал. Заждался сына. Сколько тебя в городе не было?
— Почти шесть лет.
— Поверь, у нас ни хрена ничего не изменилось.
— Ладно. — Резко вдавливаю сигарету в пепельницу. — Рад был повидаться.
— За презент спасибо, — Димас протягивает ладонь, и мы обмениваемся крепкими рукопожатиями. — Уважил дядьку.
Он бросает взгляд на ножны, где лежит большой рабочий нож-пластун из дамасской стали в восемь с половиной сотен слоев и рукоятью из карельской березы. Режет, как бритва.
— Монету дай.
— Зачем?
— Ножи не дарят.
— А-а-а, точно. — Дядя тянется в карман, а потом начинает ржать надо мной: — Егор, неужели ты думаешь, что я с собой мелочь таскаю?
— Ну не знаю, попроси у кого-нибудь. Примета плохая.