Знаете, а в лесах около Кумо действительно красиво. Здесь —
будто другой мир: лёгкий, почти незаметный туман стелется по земле,
цепляясь за корни исполинских деревьев, словно не желает покидать
эту высоту. Деревья, величественные и старые, с раскидистыми
кронами, каким-то чудом умудряются расти прямо из скал — их корни
вгрызаются в камень, как будто доказывают, что жизнь пробьётся даже
там, где её быть не должно.
Ветер тихо шелестит листвой, и, если прислушаться, кажется,
будто лес дышит — тяжело, глубоко, размеренно. Вдалеке раздаётся
гулкое эхо: это ястреб, пронзительно выкрикнув, стремительно
пикирует вниз, скрываясь где-то в просветах между ветвями. Его крик
— резкий, чуть пугающий, как раскат грома среди ясного неба.
Горы здесь — не просто фон, они будто стражи этой земли. Их пики
теряются в облаках, а склоны покрыты мхами и низкорослыми
кустарниками, словно природа здесь предпочитает держаться в тени,
не бросаясь в глаза. Сквозь разрывы тумана видно, как солнце
пытается пробиться сквозь пелену — его лучи выхватывают отдельные
участки леса, делая листву золотистой, почти нереальной…
О чём я думаю? Ну вид природы всегда помогал мне успокоится.
Помогло и сейчас. Я резко вздохнул и медленно выдохнул. Этот кадр
реально вывихнул ногу.
— Ния, давай, разбираем наших калек. Возьми Такару, он полегче
будет. — Та ничего не ответила, лишь тяжко вздохнула, помогая другу
встать и закинула себе его на спину. — А я понесу нашего косячника.
— И погрузил на себя Куромацу. — Ох и отожрался ты.
— Ой, не нуди. Ситуацию уже не исправишь, нам нужно лишь взять
себя в руки и в едином…
— Иди в пень, Куромацу.
— Но...!
— И заткнись.
Теперь гружёные этими овощами, на ногах шли только мы с
Нией.
Спустя пару часов я начал уставать, у девушки же начали
потихоньку выступали капли пота на лбу. Надо передохнуть. Сбросив
Куромацу как мешок картошки и получив в ответ возмущённый
неопределённый возглас, я помог Ние спустить Такару. После чего они
оба рухнули. Парень иногда слазил с подруги и прыгал на одной ноге,
чтобы та могла передохнуть. Я же начал разогревать паёк.
— Такару, сможешь идти?
— Нет, нога вообще онемела, — грустно протягивает он.
— Вообще, я могу попытаться подлечить связки медицинской чакрой…
— После этих слов на меня вперились так, будто перед ними сейчас
жираф появился. Жираф, который оскорбил мать каждого в
отдельности.