- Заеду за вещами, - бросила напоследок, и голос показался замогильным, будто конечная остановка. Дальше пути нет. Ну, а как еще?!
Бросила взгляд на окно квартиры. Отца не было, всё же тактичный он у меня.
- Удачи, - зачем-то вырвалось, и я заставила себя двинуться с места.
- И если мне сомненье тяжело,
Я у нее одной ищу ответа…
Не потому, что от неё светло,
А потому, что с ней не надо света.
Замерла, услышав строки, которые и раньше заставляли меня плакать. Чем там любит женщина? Наверное, я из типичных. Мне говорят – я верю. Кораблёв снова вынимал из меня душу, используя против меня моё же оружие.
Обернувшись, взглянула на того, с кем жила все эти годы. Чёрт, чёрт. На лице маска презрения, а внутри уже потекла. Я реву, чтоб тебя.
Будь одним. Или последним козлом, или тем, кого я до сих пор люблю. Уйди, Яна, просто развернись и уйди!
Это было единственный стих, не считая «У Лукоморья», который знал Кораблёв. Ещё в начале наших отношения я прочла ему строки, а он запомнил. Не потому, что грёбанный романтик, потому что этим можно было меня усмирить. А он не тупой, он сразу понял.
Порой шептал мне, и тогда что-то внутри переворачивалось, ведь из его уст это звучало иначе. Это было признание. Наше с ним признание.
Блондинка-Снегурка, и я трезвею.
- Ты их помнишь? – ласково говорю, ломая комедию, и смотрю на него с нежностью, будто и впрямь стихи на меня повлияли так, что готова простить.
- Никогда не забывал, - делает шаг ближе и, кажется, поверил.
– Надо же. Четыре строчки, и я потекла, да, Кораблёв? - смотрю в его глаза, резко меняясь в лице. - Именно так решил? Думаешь, всё просто? – вскидываю брови. – А что? Запатентуй, - не могла успокоиться. – Нет, правда. Переспал с другой – стих, залетела – поэма, развестись захотел – роман в стихах. Мы ж бабы-дуры, прочитал и простила! Да?!
Не знаю, видел ли он мои слёзы, но я их чувствовала. Шмыгнула носом. Я не замёрзла, а превратилась в ледышку. Кажется, даже внутренности покрылись льдом. Дрожь не только чувствуется, но и видна со стороны.
«Ненавижу, ненавижу»! Внутри омерзение, кажется, выбралось на лицо. Пусть видит, что он мне противен. Отчего-то в голове вопрос: помылся ли он после всего или заявился мириться так? Дергаю плечами от брезгливости.
Конечно, я его не прощу. НИКОГДА. Я полна решимости, ничто на свете не способно меня поколебать! Не позволю к себе притрагиваться и сама ни за что не коснусь Кораблёва. Уверяю себя, а внутри кто-то робко просит дать ему второй шанс.