Софья Михайловна тихо вздохнула и отвернулась к стене, чтобы никто не видел ее слезы. Она привыкла плакать беззвучно, так, чтобы никто не заподозрил ее в этой слабости. Несмотря на трудную жизнь и потерю любимых почти никто и никогда не видел ее заплаканные глаза. Всегда спина прямая, высоко и с достоинством поднятая голова, на которой вместо платочка кружевная черная косынка, длинные пальцы с утолщенными суставами украшает единственные золотое колечко, подарок от покойного мужа. Но не в этот раз.
Рожденная в годы Великой отечественной войны Софья Михайловна сполна испытала на себе голод, холод и лишения. Даже будучи студенткой педагогического института, она редко доедала досыта, не говоря уж о том, что приходилось жить в коммунальной комнате с пятью соседками, которые норовили ее подъесть.
Получив диплом с отличием, она устроилась в небольшую сельскую школу и проработала в ней семь лет, пока не встретила своего мужа.
Свадьбу играть не стали, да и не некого было звать. Муж был круглой сиротой, а родители вычеркнули ее из своей жизни, когда она уехала учиться.
В Москве они прожили всю свою оставшуюся жизнь. Родили сына, смогли получить от государства двухкомнатную квартиру и купить дачу, на которой с удовольствием проводили все лето. А теперь кому это все нужно? Уж точно не ей.
Софья Михайловна всегда была бережливой женщиной. Все, что еще могло послужить в быту, аккуратно складировалось на даче. Вещи, ненужная утварь, хозяйственные инструменты и даже мебель. Вроде и выкинуть жалко, все же свое, родное, но и дома не оставишь.
Три месяца назад старушка решила прибраться в своей квартире. Давно было пора это сделать, но все как-то руки не поднимались освободить шкаф от вещей любимого мужа и сына. К работе подстегнуло и то, что дачный сезон давно уже был закрыт, нужно было проверить дом и закрыть его на зиму.
Отвезти вещи для старушки не составило труда, благо служба такси работает круглосуточно. Загрузив машину своими баулами, она с тяжелым сердцем направилась в пригород. Полчаса и она уже на месте.
Дом стоял хмурым и казался заброшенным. Не было в нем больше веселья. Добротный деревянный сруб, крепкая крыша, да вот только ставни покосились, да крыльцо подгнило. С любовью погладив собственноручно законопаченные стены, она осторожно вошла в дом.