Выдохнув и вздохнув поглубже, я словно попрощалась с прошлой жизнью, перевернув эту страницу своей жизни, и открыла новую. Сани мчались по заснеженной дороге, в лицо летели колкие снежинки снега, обжигая своими острыми краями нежную кожу лица, я с решительным видом ехала в новую жизнь.
Остановившись у отчего дома весь мой настрой разбился вдребезги.
- Селина, Фред и Милинда только что уехали на представление. Если вы поедите следом, то возможно нагоните их или встретитесь там, - сказала мне Линси, служанка матери.
- Нет, я подожду их здесь, - прошла я в дом и сразу направилась в свою девичью комнату, которая сейчас использовалась как гостевая для меня и моей малышки.
Мне нужно было найти бабушкино письмо и собраться в дорогу. С самой верхней полки шкафа я достала старую коробку, в которой были сложены девичьи мелочи: бижутерия, ленты, красивые открытки и статуэтки, в общем всё, чем я раньше украшала свою комнату. Там, на самом дне и лежало завещанное мне письмо от бабули. Я достала пожелтевший от времени конверт и дрожащими руками развернула документ.
«Настоящим подтверждается право предъявителя проживать в поместье, облагораживать внутреннее и внешнее убранство, без права перепродажи. Срок проживания не ограничен. Передача прав проживания другому владельцу переходит посредством дарения настоящей бумаги из рук в руки».
То есть мне разрешается жить и улучшать состояние жилища, но продавать его нельзя. К разрешению прилагалась карта с отмеченным местом, старый ключ и небольшая записка на которой было написано корявым почерком «Маркиз». Карту отдам извозчику, своего брать не буду, поеду на перекладных, чтобы Райдос точно не смог меня найти. Ключ, я так понимаю, от дверей моего нового жилища, а кто такой Маркиз, разберёмся, когда приедем.
Остаток вечера, до самого возвращения родителей с Милиндой, я провела в сборах еды в дорогу, тёплых вещей (какие нашла) и самого необходимого на первое время. Пока складывала сумки, убеждала себя, что всё делаю правильно, давя на корню всяческие страхи о том, что не справлюсь и сомнения в собственных силах. Но когда в дом с мороза вбежала моя маленькая девочка, с выбившимися из-под капора кудрями и раскрасневшимися щеками, сердце защемило от несправедливости.
Почему так произошло? Почему он будет дальше жить, свою праздную жизнь, а я, не в силах простить предательства, должна отправиться в неизвестность? Может, нужно было всё-таки рассказать ему о сыне? Тогда бы ему стали не нужны все другие женщины, и мы бы дальше зажили счастливо? Как прежде…