Пытаюсь переварить услышанную информацию. Какова вероятность, что Юля врет? Снова навожу на нее фонарик. Дышит надрывно, тяжело. Глаза огромные, полные страха.
— Я правду говорю! Это были не мы! Не я и не девочки! Наша вина лишь в том, что не рассказали полиции про усатого мужика!
— А почему не рассказали?
Молчит. Как будто смелости набирается.
— Мы радовались, что с ней это случилось, — произносит виновато.
Сука. Какая же сука. Реально похоронил бы заживо.
— И тогда в Мюнхене я поняла, что ты ничего не знаешь. И специально тебе не рассказала.
Усилием воли подавляю в себе ярость, чтобы не засыпать Юлю землей с головой. Руки трясутся, челюсть сжимается.
— А угрозы вы ей писали?
— Ну, может, пару раз.
— Как пару раз? Вы постоянно писали ей оскорбления и угрозы?
— Писали, что она страшная, похожа на лошадь и в таком духе. Это, в общем-то, чистая правда. Но что собираемся ее избить, такого не писали.
— Не избить. От вас были угрозы типа «смотри по сторонам, когда выходишь на улицу».
— Нет, такого не писали. По крайней мере я точно не писала. Другие девочки — не знаю.
Отхожу от могилы на несколько шагов. Меня разрывает изнутри. Сгибаюсь пополам и кусаю рукав куртки, чтобы не закричать от боли, что рвётся наружу. Это произошло с Лилей по моей вине. Я не уследил, не уберёг. За Лилей кто-то следил, а я ни сном ни духом. Я должен был ее спасти. Должен был. Никогда себе этого не прощу. Никогда.
— Так ты вытащишь меня отсюда? Мне холодно.
Выпрямляюсь и набираю полную грудь воздуха. Подхожу к Юле и снова свечу фонариком ей в лицо.
— Опиши усатого мужика.
— У него были усы.
— Это я уже понял по словосочетанию «усатый мужик». Какие ещё приметы?
Пожимает плечами.
— Я уже не помню, если честно. Усы в глаза бросались, больше ничего примечательного не было. На вид, наверное, около сорока лет.
— Как одевался?
— Не помню. Обычно, наверное. Джинсы, куртка.
— Что ещё можешь вспомнить? Не только про мужика. Что угодно. Любая деталь.
— Больше ничего. Когда полиция связалась с нами, мы с девочками сразу на того мужика подумали. Его не только я заметила, другие девочки тоже.
— Когда вы заметили его впервые?
— Не помню.
— Он был на финальном матче сезона?
— Не помню.
Больше я ничего из неё не выбью. Есть вероятность того, что чокнутая врет и блефует? Есть. Но почему-то мне кажется, что она говорит правду. Испугалась могилы не на шутку. Плакала, билась в истерике. Да и сейчас дрожит.