Гринева смутилась еще больше,
опустила ресницы, но уже через секунду подняла голову, посмотрела
на меня и заговорила тем своим мягким тоном, от которого в моей
душе что-то переворачивалось.
— Понимаешь, я ведь не знаю, как ты
к ней относишься… Может… Вы ведь любили друг друга… А первая любовь
она самая сильная… Она…
Гринева окончательно смутилась,
замолчала растерянно, подбирая слова.
— Оксана, ты это к чему? —
нетерпеливо перебил я Гриневу. — Причем здесь обман с ушибом и
непонятная первая любовь? К тому же, любовь давно прошла, помидоры
успели не только завянуть, но и сгнить на корню.
— Что? — Гринева изумленно хлопнула
ресницами, не до конца понимая мою дурацкую шутку.
— Нет любви, говорю. И не было.
— Не было? — растерялась Оксана, но
тут же снова смутилась и торопливо заговорила. — Понимаешь… мне
стало её так жалко… Она ведь примчалась за тобой из Москвы… через
всю страну… каждый человек имеет право на ошибку. Но и на второй
шанс тоже, понимаешь?
Гринева с надеждой заглянула в мои
глаза.
— Понимаю, — мягко ответил я,
невольно залюбовавшись взволнованной девушкой, боясь спугнуть
момент такого глубокого доверия.
Оксана, забывшись, обхватила своими
тонкими сильными пальцами мои запястья, на щеках вспыхнул легкий
румянец, глаза подозрительно блестели. Девушка нервно переступила с
ноги на ногу, заглядывая в мои глаза.
— Я понимаю, правда. А сама-то ты
дала второй шанс? — внезапно поинтересовался я, не сводя глаз с
фельдшерицы.
— Я… — выдохнула Оксана, зрачки
девушки испуганно ахнули, но уже через секунду Гринева взяла себя в
руки и равнодушным тоном ответила после короткого молчания. —
Да,.
— Не получилось? — сочувственно
спросил я.
— Не получилось, — согласилась
Оксана, плечи девушки поникли, да и вся фельдшерица как-то сразу
вдруг стала маленькой и беззащитной, словно неожиданная пара слов
выдернула стержень, на котором держался характер Гриневой.
— Извини, — негромко произнёс я,
забрал в тонкие пальчики в свои ладони, и легонько сжал. — Все
будет хорошо, ты мне веришь? — спросил у девушки.
Гринева вскинула голову, очень
внимательно и мучительно долго вглядывалась в мое лицо, затем
медленно кивнула и не сказала, а скорее выдохнула:
— Верю…
Какое-то время мы стояли молча. Я
так и не выпустил ладошки Оксаны из своих загребущих лап.