И ещё татуировками покрыты.
Чёрными.
- Глаза прикрой, - донёсся шёпот. – Не знаю, как тебе, но мне
снотворного сыпанули от души…
Чтоб.
Если так, то да, ожидаемо будет, что Наум Егорович уснёт. Он
последовал примеру. Лежать с закрытыми глазами было скучно, и Наум
Егорович принялся мысленно перебирать родню, которую надо было
разделить на ту, что получит приглашения, и на всякую иную. При
этом каким-то чудом следовало сделать так, чтоб первых было не
слишком много, а вторые потом не обиделись. Оно, конечно, не он
этим заниматься станет, а супруга с дочерью, но чисто теоретически
задача хорошая.
Щелчок замка он услышал, как и то, что дверь открылась. И
человека вошедшего ощутил. Пётр? Искушение открыть глаза было
огромным, но Наум Егорович заставил себя лежать неподвижно.
Лица коснулось что-то мягкое, едва ощутимое, будто тёплый
ветерок лизнул.
- Ну что? Спят? – этот голос принадлежал доктору.
- Само собой. Куда они денутся-то… по дару – ноль-ноль, - а это
уже Пётр.
- Ожидаемо. Хотя… Вахряков мог и сюрприза подгадить. Но если
ноль, уже легче.
- И чего делать будете, док? Этот ваш… Крапивин и вправду
кукушку словил.
- Не мой он, Петя, не мой… а делать? Тут всё просто. Думаешь, в
медицине сильно иначе, чем в армии? Нет. Что скажут, то и будем
делать.
- И чего?
- Пока велено подождать. Сон, отдых. Глядишь и прояснится
сознание…
Над Наумом Егоровичем склонились. Он порадовался, что замедлил
дыхание и сердцебиение, а то неудобненько бы вышло.
- А нет?
- На нет, как говорится… сам понимаешь. Не попадёт в
исследовательскую группу, пойдёт в подопытную. Производство у нас
тут безотходное.
Сердце ёкнуло.
А в голове почему-то засела мысль, что бабу Маню, которая
супруге приходилась троюродною тёткой, никак нельзя звать. И ест
много, и характер поганый, вследствие которого, что бы ты ни
сделал, всё одно виноватым останешься. Вот её бы в подопытные.
Её даже не жаль.
Почти.