И открылось ему во сне, что родился у них в роду двоедушник. Что брата своего ещё в утробе убил. Бабкино проклятье, последний в роду. Решил тот ведьмолов — Нестор его звали, Нестор Акимович, я помню, мне тетка Пелагея рассказывала, — проверить свой сон. Голос вещий его вёл. Приехал в наше селение, проклятое дитя искать.
Ганна в тот год ещё вдовела по первому мужу, а свекровь уже померла. Когда Ганна в поле ходила, когда шила, вышивала заказы целыми днями, она, как другие молодицы, у кого помощников и слуг нет, оставляла дитя под присмотром моей тетки. У Пелагеи Дмитриевны изба большая была, она всех и покормит и покачает, пела им… она старшая из десяти детей в своей семье, привыкла. А замуж не вышла… Да, так голос вещий привёл Нестора в ту хату, где был двоедушник. Даже не в дом к матери, а сразу к нему привёл. Это ведь знать нельзя, если тебе не подсказывают!
Тётка Пелагея рассказывала, ворвался в избу высоченный красавец, худой, нос крючком, плечи широкие. На нём бархатный красный кафтан, сабля кривая сверкает, соболиная шапка с фазаньим пером, как у гетьмана… ух она напугалась. Кто таков? Откуда? Война что ли? А гость черными глазами сверкает и рычит:
— Где он? Где он?! Где губитель? Как узнать его?
Велел тётке показать всех детей, что были в доме. А ей в тот день восемь или девять младенцев оставили.
— Успокойтесь, Нестор Акимович, нельзя так — на детей саблей махать, они ж дети малые, безгрешные! Хотите, я вам чайку заварю? Устали с дороги, присядьте, расскажите, в каких странах бывали, что удивительного видели?
— Так ведь я за тридевять земель сюда мчался, чтоб убить его! Я весь род наш отмолить должен. Укажи мне его, Пелагея Дмитриевна, чтобы не тронул я дитя безгрешное! Мне демона убить нужно!
В общем, согласился он чаю выпить, разговорились. Нестор о других своих делах поведал, рассказывал, что ведьмы творят, тётка говорила — такие страсти, повторять отказывалась. Она рассказала о бабке Любаве и про то, как двоедушник родился. А как его звать и чей он — не указывала. Они так часа два сидели, тётка Пелагея так и не призналась, который младенец — урожденный братоубийца. То ли глаз на странного гостя положила, то ли боялась его, считала безумцем, только тянула время, чтобы матери стали за детьми приходить. А тот Нестор всё ждал, когда ему сердце подскажет — где дитя дьявола. Наконец, потерял терпение, снова стал бегать среди детей, кричать: