А между Марьяной и Костей происходило что-то другое. Если Тимур был для Марьяны старшим товарищем – хотя и младше ее на целых шесть лет – и ориентиром в профессии, то с Костей ситуация разворачивалась по иному сценарию.
Марьяна вспомнила свое знакомство с Константином Таммом, как она оценила по достоинству его внешность. Эта внешность никуда не делась – ни породистое лицо, ни нахальная улыбка, ни шикарная фигура молодого крепкого парня. Только вот это Марьяну теперь совершенно не волновало. Нельзя сказать, что это ее и при первой встрече так уж сильно взволновало, но не отметить такие выдающиеся внешние данные было никак невозможно. Но теперь представить себя и Костю в роли любовников Марьяна не могла вообще. Это для нее стало чем-то с явным оттенком педофилии. Хотя это смешно, учитывая, что Костя – ходячий совершеннолетний тестостерон, и девчонки на него слюнями капают. А Марьяна во время последней встречи едва удержалась от педагогического подзатыльника за то, что этот юный нахал ходит без шапки. А на дворе вот-вот уже зима, и ветер дует, а Костя по-прежнему без машины. Что это – материнский инстинкт?! Вот так вот внезапно проснулся в сорок лет по отношению к здоровенному двадцатилетнему лбу?
Ох, и чудишь ты, мать.
Но факт остается фактом. Она втянулась в некоторые отношения с Костей Таммом, которые очень сложно как-то идентифицировать. Началось все с совместных обедов по пятницам. Потом к ним присоединилась переписка. Марьяна взяла на контроль вопрос Костиной учебы и строго с него спрашивала. Он ворчал, фыркал, но постепенно стал все больше и больше рассказывать о своих делах в университете, в свою очередь расспрашивал Марьяну о ее учебе, о том, как она выбирала профессию, как строила карьеру. Ни разу во время их общения не встал вопрос о Маше Пупкиной, Костя называл ее исключительно Марьяной или, если хотел позлить – то Марьяшей.
Хороший мальчик. И очень умненький. Вот реально умненький, это Марьяна поняла очень быстро. Не отдохнула природа на сыне Германа Тамма. А вот сам Герман Тамм…
Наверное, она заразилась этим от Тимура. При всем цинизме их профессии – в которой без него никак – Тимур был одновременно в каких-то вопросах идеалистом. Циник-идеалист. Такое вот уникальное комбо. Как-то раз Марьяна сказала ему об этом, а Тимур лишь пожал плечами. И сказал в ответ: «А как без этого? Это весы, Марьян. Если не будет этой второй чаши, при нашей профессии очень легко потерять в себе человека». У Тимура было обостренное чувство справедливости, которое время от времени выбрасывало, как вулкан, струю раскаленной правды. Так было, когда Тимур написал материал о пожаре в «Сад-Мега». Он тогда такую волну поднял, что Марьяна думала, что их этой волной смоет. Нет, устояли. Тимур после этого обрел – по выражению Ставра – прижизненный статус «почетного святого, почетного великомученика, почетного папы римского нашего королевства». А если не шутить, но Тимур теперь, по мнению Марьяны, входил в десятку самых авторитетных журналистов.