Картина маслом, блядь.
– Так, всё с тобой ясно, завтра подпишешь заявление об уходе, расчёт получишь в бухгалтерии.
– Я уволена? – спрашиваю, хотя сама понимаю, что да.
– А сама как думаешь, нам с тобой после твоих признаний как работать? Ладно потрахались пару раз, а чувства мне нахрен не нужны, уж извини! – он докуривает сигарету и сразу берётся за вторую.
Я молчу, хотя дым совсем не переношу, затыкаю нос краем одеяла, словно фильтр себе делаю.
– Я не буду подписывать ни какое заявление! – осмеливаюсь выступить против него.
Это как слон и Моська, он большой и может меня раздавить как букашку, но я всё же продолжаю тявкать и сопротивляться.
– Люба? – он приподнимает бровь вверх и движется на меня, угрожая своим обнажённым видом.
– Не буду подписывать, я всё сказала. А уволить можете только при нарушении чего-либо! Так что обломитесь, Матвей Александрович, но вам придётся со мной работать! – и где только смелости в себе столько нашла.
– Пока не найду за что уволить, ведешь себя как всегда тиши воды, ниже травы. Скажешь кому о нашем перипехоне, вылетишь ещё и с волчьим билетом.
– Я не шлюха! – зачем-то говорю ему. Совершенно не в тему, просто так хочется оправдать себя.
Ведь первый раз я действительно думала, что это мой единственный шанс и почему бы им не воспользоваться.
А сейчас я будто чувствовала себя использованной, это другое... Я так не хочу, даже если этот мужчина мною горячо любим.
Перебьюсь! Перетерплю и разлюблю!
– Охотно верю, Любовь Алексеевна, – мужчина докуривает вторую сигарету и всё же решает открыть окно.
Он глубоко вдыхает морозную свежесть, специально холодит себя, чтобы снизить жар своего тела.
– Заболеете, – сухо говорю ему, сильнее кутаясь в одеяло.
– Не стоит за меня переживать, я не твой мужчина, запомни это!