Добавляйте, пожалуйста, книгу в библиотеку, чтобы не потерять, и подписывайтесь на мой профиль.
Буду очень благодарна комментариям и звёздам. Они – мой главный источник вдохновения.
2. 1.2
Я тону. Мне не хватает кислорода и нет мотивации рваться к поверхности. Я слишком слаб, чтобы пережить эту боль и этот позор. Да и зачем, если я не умею дышать без Марины? За год напрочь разучился.
Парни что-то говорят, куда-то меня тянут. Я хочу остаться один, чтобы меня никто не трогал. Хочу с собой наедине вариться в собственной катастрофе. Но у меня нет сил сопротивляться, и я тащусь вслед за ними.
Последнее, что помню отчётливо, – это как садимся за столик и официант приносит нам заказ.
Дальше – будто ластиком неаккуратно прошлись, в памяти торчат только странные бессвязные обрывки.
Открываю глаза не дома. Белый цвет стен и противный писк аппаратуры подсказывают, что я в больнице.
Пытаюсь пошевелиться – и не могу. Руки привязаны к кровати. Что за чёрт? В вене катетер – мне что-то капают.
В палате я один. Вокруг ни души. В горле сухо, хочется пить.
В голове проясняется и появляются воспоминания, от которых сжимается сердце. Когда боль становится невыносимой, я начинаю кричать и вырываться.
Прибежавшая медсестра успокаивает меня. Засыпая, слышу чей-то голос:
– Фёдор Иванович, он проснулся и буянит…
За окном темно. В палате приглушённый свет. Рядом со мной на кресле сидит отец. Глаза закрыты – дремлет.
Мои руки по-прежнему привязаны. Всё тело затекло, а перевернуться я не могу. Что за ерунда тут происходит? Я что-то натворил?
– Папа… – тихо зову.
Он тут же вскакивает, наклоняется надо мной. В его глазах плещется столько боли, что я ею захлёбываюсь.
– Пить хочу, – шепчу потрескавшимися губами.
Отец начинает суетиться, подносит к губам бутылочку с трубочкой.
– Отвяжи меня, я хочу повернуться, – прошу.
Но папа качает головой.
– Нельзя, рано ещё.
Он рассказывает, что меня привезли сюда три дня назад в тяжёлом состоянии с передозировкой наркотиков. Всё это время я под капельницами.
– Нет! Этого не может быть! Это какая-то ошибка! – я не хочу в это верить. Хотя я многого не помню, но совершенно точно знаю, что не стал бы ничего употреблять.
– С анализами не поспоришь.
Он смотрит с осуждением. Когда-то я дал ему слово, что больше ни за что не притронусь к этой дряни.