*Что теперь? Играть в его жизнь? Любить его бабу? Писать про то,
во что сам не веришь?*
А может, это шанс? Забыть войну, смерть, кровь. Стать другим
человеком.
Открыл тетрадь на чистой странице, взял ручку. Рука дрожала, но
он заставил себя написать:
«Я сдох в пустыне и ожил в Москве. Теперь я Алексей Громов. И
мне плевать, готов ли я к этому или нет. Буду жить.»
Дождь барабанил в окно, часы тикали, а где-то в африканской
пустыне лежали кости наемника Виктора Краснова, которого больше не
существовало.
Виктор — теперь Алексей — глянул на часы. Половина седьмого.
Черт, время пролетело незаметно.
Быстро, как перед боевым выходом, он заскочил в ванную. Холодная
вода в лицо — бодрит лучше кофе. Зубы почистил за полминуты, волосы
пригладил мокрой ладонью. В зеркале смотрел незнакомец, но хрен с
ним.
Шкаф с одеждой — все интеллигентское, мягкое. Темный костюм,
белая рубашка, галстук. Пальцы помнили, как завязывать удавку, но с
галстуком намучился. В конце концов плюнул и оставил расстегнутым
воротник.
Пальто висело в прихожей — добротное, шерстяное. В кармане нашел
бумажник с деньгами и документами на имя Алексея Сергеевича
Громова. Так, значит, не Алешенька, а Алексей Сергеевич. Год
рождения — 1935-й. Прописка московская.
На улице моросил дождь. Москва 1960 года встретила его запахами
сырого асфальта и опавших листьев. Люди шли не спеша, говорили
негромко. Никто не озирался по сторонам, не проверял, нет ли
хвоста. Мирная жизнь.
«Художественный» — кинотеатр этот должен быть где-то в центре.
Виктор шел по улицам, пытаясь выудить из памяти нужное направление.
Тело Алексея помнило маршруты, ноги сами несли в сторону метро.
На станции «Арбатская» он остановился, соображая. Память
подсказывала — нужно ехать до «Охотного ряда», потом пешком.
Спустился в подземку.
Метро поразило. Он видел фотографии, но вживую — другое дело.
Мрамор, мозаика, люстры. Как дворец подземный. Люди ехали молча,
читали газеты, дремали. Никто не хватался за оружие при каждом
резком звуке.
*Как же они не понимают, что живут в раю?*
Выскочил на «Охотном ряду» и пошел по знакомым-незнакомым
улицам. Тело помнило дорогу лучше сознания. Свернул налево, потом
направо — и вот он, кинотеатр «Художественный». Афиша обещала
«Четыреста ударов» Трюффо.
Возле входа стояла девушка в светлом плаще. Та самая — с
фотографии. Катя. Светлые волосы под беретом, ясные глаза, улыбка.
Хорошенькая, но не красавица. Обычная советская интеллигентка.