— Тема не наша. Французский наемник, колониальная война...
Идеологически спорно. Но... — он задумался. — Есть один вариант. У
меня есть знакомый в «Иностранной литературе», Семен Львович Гехт.
Толковый человек, не боится рисковать. Может, заинтересуется.
Через неделю Виктор сидел в кабинете Гехта — пожилого человека с
умными усталыми глазами. Издатель листал рукопись, изредка
кивая.
— Интересно, — наконец сказал он. — Очень интересно. Знаете, у
нас мало таких вещей — о войне честно, без лакировки. И стиль
хороший, живой.
— Но?
— Но тема деликатная. Колониальная война, критика французской
политики... С одной стороны, это в русле нашей
антиимпериалистической линии. С другой — главный герой наемник, не
самый положительный персонаж для советского читателя.
Гехт помолчал.
— Впрочем, времена меняются. После XX съезда многое можно, что
раньше было нельзя. Попробуем. Но придется кое-что подправить.
— Что именно?
— Смягчить некоторые сцены насилия. Убрать пару эротических
эпизодов. И добавить чуть больше критики колониализма устами
положительных персонажей.
Виктор кивнул. В конце концов, главное — чтобы книгу издали.
Гехт протянул руку:
— Договорились. Будем издавать. И знаете что — рекомендую вас в
Союз писателей. С таким дебютом вас примут.
Через месяц Виктор получил членский билет Союза писателей СССР.
Алексей Сергеевич Громов, прозаик. В графе «произведения»
значилось: «Пустынный город в ее синих глазах» — роман.
Катя была в восторге:
— Лешка! Ты теперь настоящий писатель! Член Союза!
Виктор крутил в руках красную книжечку. Настоящий писатель. Кто
бы мог подумать, что наемник Виктор Краснов станет советским
литератором.
— Да, — сказал он. — Настоящий.
Анна Петровна плакала от счастья:
— Сынок, я так горжусь тобой! Папа бы радовался — его сын
писатель!
А через полгода в магазинах появилась книга — «Пустынный город в
ее синих глазах» Алексея Громова. Тираж пять тысяч экземпляров, что
для дебюта было неплохо.
Виктор держал в руках первый экземпляр и думал о том, что жизнь
— штука непредсказуемая. Умер наемником в африканской пустыне, а
воскрес советским писателем в московской квартире.
И это было только начало.
Проснулся в пять утра — по внутренним часам, без будильника.
Армейская привычка никуда не делась, даже в теле советского
интеллигента. За окном еще темнота, только фонари горят вдоль
пустых улиц.