– У них всё в порядке?
– Да.
Наконец-то создается тишина, которую тут разрезает мужской трудный вздох.
– Хорошо, Юля, – произносит он тихо.
Ещё больше отворачиваюсь от него, давая понять, что общаться я не намерена, и легонько дую на стекло, а потом пишу пальчиком своё имя и разглядываю его, словно могу узнать что-то новое.
После произошедшего с нами два года назад я не хотела никого видеть. Отказывалась выходить из дома. Даже с Мией и Мироном не общалась.
Было стыдно, горько, тошно. Внутренности каждый раз выворачивало от накатывающего чувства вины. До хрипоты обидно, что я оказалась такой дурой и попала в тот дом. Возможно, случись это сейчас – вела бы себя по-другому. Но мне было шестнадцать.
Я росла крохотным, задиристым птенцом, который случайно выскользнул из гнезда и осознал, что такое лес, полный опасностей. Жестокий лес.
Не знаю, по своему ли желанию к нам в дом часто начал приезжать Демидов?..
Сейчас не покидают сомнения – может быть, его папа мой надоумил? Отец тогда что только не пробовал. Психолог, клиника, друзья, отпуск – все попытки были напрасными.
А когда Лев Викторович проявил ко мне дружеский интерес, я воскресла. Действительно, начала забывать ту ночь. Потихоньку стала почти что прежней. С оговорками, конечно.
А потом он уехал. Как раз начался новый учебный год, поэтому я быстро переключилась на десятый класс. Тем более, Демидов сам заверил меня, что никогда в жизни больше не вернется в наш город.
Эгоистично, но так мне было легче.
Знать, что никогда его не увижу...
Я просто начала жить дальше.
Единственное, за что мне немного стыдно – это моё поведение в то время. Его общение я восприняла как что-то большее и возможно была надоедлива.
Закатываю глаза от раздражения на саму себя.
Совершенно точно была.
Ничего особенного. Я не вешалась на него и ни в коем случае не приставала. Слишком хорошо воспитана для этого. Просто меня было много, а Демидов не очень и возражал. Наше общение было чудаковатым хотя бы потому, что мы часто просто молчали. Я была не очень болтлива в силу психологической травмы, он – в силу дурацкого характера.
Мотаю головой.
Прошло два года.
Сейчас, видит бог, я больше за ним не увиваюсь. И его обвинения удивительны.
– Приехали, – слышу бодрый голос водителя.
Молча выбираюсь из машины и, надев рюкзак, складываю руки на груди. Украдкой наблюдаю, как мой спутник застегивает куртку, закрывая горло от ветра.