Бывает такое «везение с первого взгляда», я с ним не понаслышке знаком, хотя до операции с карбидом, то есть до третьего класса, легко дотянул середнячком. И дитя мое печальная эта участь – с «мелких» классов оказаться внесенным в реестр троечников и разгильдяев – тоже не обошла стороной. Только внук, которому по воле исторических и матримониальных обстоятельств, уже выпало поучиться в привилегированной российской гимназии, пожимает плечами, слушая эти истории, и в глазах его я читаю: «Да ну, дед, неужто кишка тонка была послать всех куда подальше?! Что-то ты мне тут паришь.» Вслух он такое не произносит, все-таки их там неплохо воспитывают, в гимназии.
В целом, мой внук – занятный мальчик. В мое время с его непокорным характером стал бы «украшением» ПТУ, а потом наказаньем стройбата. Если с такой позиции посмотреть, то выходит, что в нормальную сторону страна движется. Жаль только, позиций нынче для пристального разглядывания, как на линии Маннергейма – без счета. Из одной амбразуры выглянул – вроде бы все как надо, а к другой перебежал – ни черта, шиворот – навыворот. Как тут разобраться? Может быть секрет в том, что не Маннергейма[1] это линия, а Мажино[2]? То есть нас уже обошли!
В такой манере – прибегая к слову «неудобоваримое» – завуч разговаривала только со взрослыми, в частности с мамой Антона. Она нарочито подчеркивала ту недостижимую высоту – выше неба, сплошь кругом безвоздушное пространство, – до которой требуется подняться каждому индивидууму, кто жаждет быть принятым в общество образованных и интеллигентных людей.
На мой вкус, в речи завуча явно недоставало обращения «милочка!». Но я учился в другой школе и даже в ином городе, не в Москве, а Ираида Михайловна, по свидетельствам современников, и без «милочки» знатно выпендривалась.
Приятели Антона относили слово «выпендриваться» к заумным. Они говорили о завуче проще, придумали ей «кликуху», относившуюся разом и к ее нездоровой худобе, и к манере изъясняться в присутствии взрослых – Выёбла. Признаюсь, что без подсказки мне вряд ли посчастливилось бы с налету распознать в этом неблагозвучном имечке хорошо знакомую «воблу». И почти наверняка я бы опростоволосился, огорошив народ неприличным вопросом: «Кого?» Подумал бы: пропустил что-то важное.
С самим Антоном, при отсутствии в непосредственной близости взрослых, завуч объяснялась намного доступнее: