К обретенному в битве фингалу под глазом добавился хаотичный узор на попе, такой же пурпурный, но еще и с незначительным переливом, если рассматривать при лампе дневного света. А воинственный клич дворовых ополченцев Святого благоверного князя Александра Невского: «Сдохни, собака!» накрепко соединился в сознании с мудрым советом матери:
– Даже в играх, сынок, важно правильно выбрать сторону.
Мать раздраженно прикладывала к его распухшей щеке лед, острая горячая боль сменялась тупой холодной, и Антон неожиданно понял, почему побоище называлось Ледовым. Он представил себе, сколько льда понадобилось бы на всех «псов-рыцарей», и что было бы, если бы Ледовое побоище состоялось летом. Очень хотелось прохлады и в области попы. Там бесчинствовали августовский полдень в пустыне и полчища басмачей, коловших кривыми и острыми саблями. Однако подозрение, что лимит среднесуточной родительской снисходительности он вычерпал минимум на полгода вперед, склоняло Антона к скромности и сдержанности желаний. По правде сказать, физиономия его беспокоила куда больше, в конце концов, именно с ней ему предстояло утром идти в первый класс. Именно так он сформулировал для себя эту мысль.
Первое сентября Антон пропустил. От пережитых за день потрясений и вообще расстройства к ночи у него подскочила температура, и на три дня, остававшихся до выходных, доктор предписал ему домашний режим. Доктор был вроде бы и не старым, но каким-то очень уставшим. На его накрахмаленном белом халате нельзя было не заметить педантично заглаженную дыру вместо давно ускользнувшей пуговицы. Он придирчиво изучил лицо пациента, осмотрел отметины на пятой точке, проведя сухой ладонью по вспухшим и саднившим рубцам, и надолго задержал неодобрительный, снизу вверх, взгляд на стоявших возле постели страдальца родителях и бабуле. Но за рамки врачебных вопросов не вышел, не стал рисковать. Отец – высокий, широкоплечий, весь, до каждой морщинки, обветренный, с жестким, прицельным взглядом серо-голубых глаз, слегка наклонившийся влево – осколок прилетел в ногу за три дня до конца войны. И без формы, в домашнем спортивном костюме и тапочках, он выглядел, сейчас бы сказали – брутально. Позже его даже в школу будут не «вызывать», а «приглашать». Так и станут писать в Антошкином дневнике «Приглашаем Вас.» неустроенные в личном плане училки, будто не на выволочку зовут, а на танцульки. Станут заведомо млеть от восторга и переглядываться, глуповато хихикая: