Жаркое летнее солнце за день прогрело доски и резные поручни, так, что даже сквозь обувь чувствовалось тепло. Воздух был тяжелый, спертый и пыльный – но после духоты закрытого натопленного помещения даже он казался живительно свежим. Рада неторопливо побрела по натоптанной тропинке – к реке, примечая бурно зеленеющую на обочине траву. Вот репейник, цепляет взгляд розово-фиолетовыми цветочками; вон куртинка еще молодой крапивы; а вон там пчелы деловито копошатся на золотистых цветках одуванчика. Девушка заправила подол передника за пояс, и в получившийся карман складывала сорванные бутоны и листья – собирала, и думала.
Чертовой невестой быть – это и почетно по-своему, и ответственно. А что, если нагадает кому неправильно? Скажет: “хороший у тебя год, удачливый” да хоть тому же Горисвету. Парень обрадуется, осмелеет. Примется судьбу дразнить: за медом на высокие деревья лазать, на охоту ходить. И расшибется, или кобан его погрызет. А скажет Рада: “недобрый год, неудачливый” – тоже может нехорошо выйти! Поостережется Горисвет, помедлит, и его ненаглядную батька за другого замуж отдаст. И так, и эдак – выходит, что Рада тоже виновата будет…
– О, дочка, ты чего это тут? – Голос Златослава выдернул ее из размышлений. Широкоплечий мужчина сидел на самом краю речного берега, и ворошил по воде ситом. В небольшой кадке по одну руку от Златослава блестели на солнце железные капельки руды, а по другую руку стояла тележка с болотным илом, почти уже пустая. – Меня домой зовешь? Случилось что?
– Нет, все справно. Обед я приготовила уже, вот, травки собираю. – Пожала плечами Рада, заглядывая в воду. Блестящая темная гладь отражала, словно начищенное медное зеркало, позволяя разглядеть свое собственное лицо.
– Да красавица ты, не сомневайся. – Хохотнул Златослав, устало откидываясь на траву. – Вон, какая выросла, рукодельница и хозяюшка. Жаль, мать твоя не видит, как ты на нее похожа стала…
Смотреться в воду разом расхотелось.
***
– Ну вы чего там возитесь-то? Раздевайтесь живее! – Прикрикнула окутанная клубами пара молодуха, и звучно захлопнула за собой дверь. В предбаннике было шумно: шуршание одежды, перешептывания и хихиканье полдюжины девиц и женщин отражались от бревенчатых стен, делая и без того не самое просторное помещение еще теснее. Легко поскрипывали под ногами половицы. В нос бил запах смолы, выступившей на разогретых сосновых досках, меда, пота.