– Ну, я этого не имела ввиду.
Инна быстро пробежала глазами меню, и Олеся, вглядываясь в лицо подруги, поняла, что та заметно нервничает.
– Я вообще тебя не просто так позвала, – начала она издалека, когда официант принял заказ. – Хотела расспросить, откуда ты знаешь… того, у кого я работаю.
Инна вскинула голову и внимательно посмотрела на Олесю, будто решала в уме, стоит ли и дальше продолжать разговор или лучше перевести всё в иное русло.
– Я же сказала, что лично его не знаю. Прохоров сказал мне, попросил помочь найти кандидатку.
– И ты сразу подумала обо мне? Сама не пробовалась?
– С ума сошла? У меня ребёнок маленький, куда мне это место?
– А у меня Люба.
– Вот именно. И тебе нужны деньги.
С этим Олеся спорить не собиралась. Ей действительно очень нужны были деньги, и при любых других обстоятельствах она была бы только благодарна Инне и не стала бы терзать её вопросами, но не сейчас.
– Значит, о моём работодателе ты ничего не знаешь?
– А что-то не так?
– Нет, всё так. – Олеся закусила нижнюю губу. А что если эта её попытка выяснить больше о Джеке, дойдёт до его слуха? Будет ли он зол? Вероятнее всего, да. – Просто я заинтригована.
– Всё, что я знаю, что он, кажется, урод. Ну, в смысле, изуродован. Не знаю, почему и как это случилось. Больше – не знаю ничего, клянусь.
Инна подняла обе руки вверх, словно капитулировала перед любопытством Олеси, и последняя, сделав глубокий вдох и уткнувшись в порцию латте, которую поставил перед ней официант, кивнула:
– Хорошо, я поняла. Значит, будем работать с тем, что есть.
***
Два дня.
Два дня, в течение которых не говорил с ней. Два дня добровольного отречения от того, к чему так долго шел. Два дня… передышки, необходимой в первую очередь ему самому.
Казалось, он продумал все до мельчайших деталей. Без права на сбой, без вероятности какой-либо ошибки. И вот всего лишь один вечер с ней – и стало ясно: он не учел самого главного. Он не рассчитывал, что она станет вызывать в нем эмоции, которым не было места – ни в его душе, ни в его жизни, ни в его планах.
Дурное предчувствие, что все задуманное может обернуться против него самого, упрямой занозой засело внутри. Ему пришлось напомнить себе о том, для чего эта женщина на самом деле здесь. Ему потребовалось два дня, чтобы стряхнуть с себя дурман, рождённый слиянием темноты и их голосов. А ещё – сказкой, которую он сам затеял и в которой сам же рисковал запутаться.