— Конечно!
Блок проходит мимо нас, и через мгновение дверь захлопывается.
Ада ведет меня к одному из стульев, на который я с благодарностью опускаюсь.
Новость очень вымотала меня.
Я чувствую себя такой же измотанной, как после пяти километров пробежки.
Моя подруга садится рядом и ободряюще гладит меня по руке.
— Что ты чувствуешь по этому поводу?— спрашивает она.
— Не знаю. Все это так... запутанно…
— Да, я понимаю. Это парадокс, что ты, как никто другой, можешь помочь Дэну…
— Зачем ты убедила меня поговорить с его докторшей?
— Нуу, — Ада откинулась в кресле и распустила по плечам вьющиеся волосы — Между вами так много недосказанного. Может быть, было бы хорошо, если бы к нему вернулись воспоминания, и ты могла бы рассказать ему обо всем, что пережила из-за него. Так ты сможешь закрыть гештальты…
— Но я не хочу ему помогать! Он заслуживает того, чтобы страдать! Меня злит то, что он выбрал меня, чтобы именно я избавила его от этих «страданий»! Почему бы ему просто не оставить меня в покое и не уехать из Снежнина? Он уже достаточно сделал.
— Ты не должна рассматривать это как помощь ему. Подумай, поможет ли это ВАМ, если ты действительно сможешь отчитать его за все, что он натворил. И если в итоге он сам во всем признается и будет приговорен судом, это может стать тем удовлетворением, которое нужно вам с Эриком.
Я качаю головой.
Мне трудно представить, что это поможет папе.
Что, если его депрессия не пройдет, когда человек, вызвавший ее, понесет справедливое наказание?
Тогда я напрасно окажу Дэну услугу, и опять же от этого выиграет только он.
— Ты думаешь, он во всем признается, когда вспомнит? Эта Блок понятия не имеет, что за человек Дэн.
— Ну, не знаю. Зато вчера она сразу поняла, какие перемены вызвала в Дэне встреча с тобой.
— Что она тебе рассказала?
— Только то, что он потерял память девять месяцев назад после нападения и никак не может вернуться к жизни. Из-за вчерашней ситуации она быстро поняла, что между тобой и Дэном есть связь. Поэтому она спросила меня, были ли вы раньше парой. Сначала я не хотела ничего говорить, но когда она начала говорить о его физических болях…
— Вот тогда-то ты и стала мягкой, — заканчиваю за нее фразу.
Ада кивает:
— Мне жаль!
— Все в порядке, — беру ее за руку и сжимаю ее — Наверное, я бы сделала то же самое.