Еще и Марина лезет помочь. Её руки скользят вниз по ноге, обхватывают голень и тянут ногу вверх. Я чувствую тяжелое дыхание Артёма у себя на плече, слышу шуршание обёртки от презерватива.
Что? Твою же мать. Презерватива? Мне в бедро упирается член Артёма? Какой у него большой член.
Он убирает горячее возбуждение с моей кожи –надевает презерватив.
А я отпихиваю Марину. Неловко наступаю каблуком ей на ногу. Сзади слышится недовольное шипение стервы.
Артём перехватывает, не даёт отодвинуться дальше. Хватает за ногу:
— Давай, моя принцесска, подними ножку. Ты же хочешь отомстить ему? Я помогу.
Как я оказалась в такой ситуации? Я вдруг чётко осознаю, что стою голая, в одних чулках со спущенными трусиками, зажатая между мальчиком из моих детских грёз и его же девушкой тех времен. Только ситуация совсем не детская. Здесь и сейчас всё совершенно по-взрослому.
Этот самый мальчик собирается меня тупо оттрахать, воспользовавшись моей растерянностью и моей болью от измены мужа. Еще и на глазах у Марины, которая зачем-то готова всё это терпеть. Она ждёт своей очереди?
Сначала меня, потом её?
Артём настойчиво шепчет:
— Я чувствую, как тебе хочется. Ты вся промокла, принцесска. Просто подними ножку, не стесняйся своих желаний. Я помогу получить то, что ты хочешь.
Чем я лучше собственного мужа?
Я хриплю:
— Я не хочу, — толкаю Артёма в грудь.
Как он мог воспользоваться ситуацией? Как я могла довести до такого?
Сзади обнимает Марина и шепчет:
— Дай ему. Пусть он тебя трахнет.
Я пытаюсь вырваться. Что ей-то за дело? Как она вообще оказалась с нами? Как я оказалась запертая с этими извращенцами в одной комнате?
Чувствую, что краснею, что жжется шея –пошла красными пятнами.
Наклоняюсь вниз, хватаюсь за спущенные трусики, утыкаясь лицом в возбужденный член. Привкус терпкого мужского запаха щекочет ноздри. Почему-то кажется, что Артём так вкусно пахнет. И, да, у него огромный член.
Я резко выпрямляюсь, натягивая трусики на место и обхватываю голые груди руками.
— Сдурели? Отстаньте. Трахайтесь сами на здоровье.
Артём приподнимает бровь, хмыкает. Но больше не пристаёт, хотя и штаны не торопится застегнуть. Его совершенно не смущает свой разнузданный вид с голым стоящим членом. Он ухмыляется:
— Света, ты пожалеешь. Я знаю, как ты меня хочешь. Будешь сама просить.