Как бы там ни было, обыватели
предпочитали пережидать навалившиеся проблемы, закрывшись в родных
стенах. Зато вокруг постоянно мелькали медлительные «ходячие». Их
было немного, но всегда в поле зрения был один или даже парочка.
Поначалу Егор шарахался, едва их заметив, но после понял, что с
восприятием у людоедов все не очень хорошо. Они не обращали на него
никакого внимания, пока он не приближался к ним метров на
пятьдесят. Но вот стоило подойти ближе, и эти «обмороки» начинали
возбужденно урчать и радостно ковыляли в его сторону. Впрочем,
потеряв цель из виду, они довольно скоро успокаивались и замирали.
Еще одним открытием стало то, что слух у этих бедолаг работал
значительно лучше, чем зрение. К тому же то самое урчание, которое
они издавали, когда его видели, похоже, работало как система
оповещения «свой-чужой». И дальность реагирования на это урчание
была приличной. Другие «ходячие» наводились на цель с расстояния
двухсот метров и даже больше. Сделав выводы, Егор начал красться,
стараясь не выдать себя звуками и не мельтешить на открытых
пространствах.
Похоже, вокруг творилась какая-то
эпидемия, или Москва подверглась неизвестной вирусной атаке. Но при
чем тут отключение света и связи? И почему силовики бездействуют?
Где ребята в веселеньких скафандрах из ЦКЗ? Хотя нет, ЦКЗ это в
США. Но кто-то же в нашей замечательной стране должен бороться с
эпидемиями, пандемиями, вирусной угрозой? Вопросы роились
тучей.
Пройдя по краю коттеджного поселка, в
котором пришлось ночевать, он не обнаружил больше ничего
интересного. Зато кое-что занимательное нашлось на выходе из него.
На повороте трассы находился огромный, огороженный пустырь с крытым
ангаром. Вывеска «Прием вторчермет и цветмет сырья» и гора черного
лома на заднем плане недвусмысленно намекала на его назначение. Но
привлекло внимание не это. Перед въездом на территорию, прямо у
шлагбаума, на карачках стоял грузный мужик в заляпанной кровью
майке-алкоголичке и растянутых трениках. На Егора он не обращал
никакого внимания, потому что был жутко занят — грыз руку мелкого
таджика в оранжевой спецовке. Гость из Малой Азии был, несомненно,
мертв, потому что против собственного поедания никак не
протестовал. Да и лужа крови, растекшаяся на асфальте вокруг него,
говорила сама за себя. Жирный, лоснящийся загривок каннибала с
какой-то непонятной, неприятно выглядевшей припухлостью на ней,
трясся, пока «ходячий» грыз запястье покойника. Картина, которую
Егору минимум тысячу раз доводилось видеть в разнообразных
кинолентах, сейчас выглядела совершенно буднично и от того
абсолютно сюрреалистично. Вроде бы что такого: ну грызет кто-то
труп, ну и пусть себе грызет, не мешает же никому, мозги не
клянчит. Завтрак подкатил к горлу.