Тот стоял в проёме и подпирал плечом дверь.
— Я люблю тебя, ты в курсе? — словно между прочим обронил он, не меняя позы.
А у меня разом схватило сердце, причём ровно так, как рассказывал Шадалберг. Сначала резкая боль по центру грудины, потом жжение, нехватка воздуха, невозможность сделать глубокий вдох. Ещё спустя миг тошнота и онемение в левой половине тела, боль в голове.
У меня сердечный приступ? Если бы! Сердечный приступ заканчивался обмороком, а мой — желанием оторвать гаду голову, а потом отчаянно рыдать над хладным трупом.
А всё потому, что между нами было всякое — ненависть, влюблённость, подобие отношений, борьба, пожары, но признался он впервые. И это… да ко всем фаркасам приличия! Это не просто подкупало, это требовало рухнуть в уверенные и уже столько лет манящие объятия первого наследника Оришанского престола.
— Выпьешь? — поднял бровь Ар и кивнул на шкаф с зельями.
И всё бы ничего, но что-то внутри верило любимчику дворца.
А другое что-то подкидывало картинки. С рыжей, с брюнеткой, с блондинкой — отличались разве что лица, разбег цвета волос в империи не такой уж большой. И фееричным финалом воспоминание — как раз то, после которого случился конец всем нашим отношениям.
— Зачем?
Да, равнодушия не получилось. Да, он это видел и оценил. Но и плевать! После того как я застала Араэла в постели с очередным развлечением, вся лирика не имела больше ко мне отношения. И запоздалые признания в том числе.
— Потому что ты тоже меня любишь.
Когда он подошёл и зажал между столом и собой я не дёрнулась. Вскинула подбородок, усмехнулась в губы.
— Ты должна понять и привыкнуть, — шёпотом. — Если хочешь быть со мной. С наследником величайшей империи в Анершерате. Помнишь?
Ар скривился.
— И я помню. Тебя помню. С той третьекурсницей.
Пальцы сами потянулись к его лицу, сами прочертили по скуле и подбородку. И сорвались вниз. Как моё сердце в тот весенний вечер. Но был и плюс — тогда я зареклась иметь дело не только с близнецами, но с любым, кто имел хоть какое-то отношение к династии. Лучше бродяги и пьяницы, чем разодетые в шелка и безнаказанность лжецы.
Хотя насчёт безнаказанности перегнула, за проступки император не щадил даже семью.
— Ошибка, — Ар прикрыл глаза, подался ближе, потёрся щекой о мою щёку.
Глупое сердце сбилось с ритма. Всё-таки стоило раз и навсегда разобраться тогда, на последнем курсе академии. Не бежать, не язвить, не прятаться за стены столичной лечебницы и якобы срочного вызова на практику. Не тащить затянувшуюся, но всё равно болезненную рану через столько лет. Не делать вид, что ничего не было.