И самое время сообщить об этом венценосному грифону, такому же холодному и наглому, как птица на его гербе.
***
— Его императорское величество не принимает, — вскинулся секретарь.
— По личному делу от лекаря Торнграва, — холодно улыбнулась в ответ и прошелестела юбками к массивной деревянной двери в святая святых.
Секретарь промолчал не потому, что нечего сказать, просто я набросила на него сначала заклинание немоты, а потом спеленала стазисом.
Перед створками, на каждой из которых была искусно вырезана половина грифона с раскрытым крылом, пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Не каждый день я вламывалась к императору и по такому поводу.
Рука, что держала шкатулку, предательски вспотела.
Отступить и забыть?
Сейчас же!
И под оглушающий стук собственного сердца я толкнула двери. Неожиданно лёгкие, с грохотом шарахнувшие по стенам. Мда, не рассчитала. До этого светлого момента мне не приходилось бывать в кабинете его императорского величества — и это единственное служило мне оправданием.
Служило, но не под ледяным взглядом императора с дурной наследственностью и… удивлённым Оллэйстара.
Шаргх!
— Ваше императорское величество, — самое время порепетировать скромность и покладистость для Ара, — прошу прощения, но у меня срочное и личное дело… от лекаря Торнграва. Таер Оллэйстар, рада вас видеть.
А что, никто не запрещал сделать хорошую мину при плохой игре. Хотя эта была не просто плохой — убийственной, если я правильно понимала взгляд величества. Утихнувшее было бешенство взметнулось с новой силой.
— Где Август? — тон остался прежним, но в кабинете отчётливо похолодало.
Что, сила в величестве всё-таки есть? И, судя по всему, не такая уж контролируемая. Значит, ледышку этот… император строит из себя только на людях?
— Август? — похлопала глазами, а потом соотнесла. — Ах, ваш секретарь. Кажется, у него что-то с сердцем, — и добавила милую, безобидную улыбку, на которую не повёлся никто.
Насмешливо изучавший меня Оллэйстар — потому что наверняка помнил и меня, и мой диплом. Император — потому что точно знал — никакого личного дела от Торнграва у меня не может быть по определению.
— Асса Кевинбург… — начал подниматься император, а в воздухе ощутимо запахло грозой. Как вчера.
— Ваше сиятельство, — тем временем поднялся Оллэйстар, поклонился и приложился к моей свободной руке. Веселье плескалось в глазах моего бывшего ректора. — Безмерно рад вас видеть, с каждым годом вы хорошеете и хорошеете.