Осмотрев вокруг пространство и не найдя больше никаких врагов,
я, пока главарь лежал без памяти, хотел просто плюхнуться на
мостовую, распластаться и лежать, смотреть на дождливое небо, и
чтобы капли дождя смывали с меня всё это напряжение, которое я
только что пережил. Всю чужую кровь. Горечь же от утраты лучших из
бойцов ни дождем не смыть, ни огнем не выжечь.
Тяжело воевать самому, но ещё тяжелее терять соратников, своих
бойцов, отдающих собственные жизни за то, чтобы продолжал жить
я.
И разве я могу после таких жертв жить только в удовольствие, не
совершая блага для других людей и не достигая великих целей для
всего Отечества? Смерть государевых слуг может быть оправдана
только лишь одним — величием Отечества, его славой. И то, она на
совести командиров и их позор, если жертвы напрасны.
Я быстро подошёл к одному из лежащих в неестественной позе,
подмяв под себя ноги, солдату, проверил у него пульс… Тщетно.
Второй… Тоже мертв, да живому так голову не повернуть.
С великой надеждой я посмотрел на Бичуга. Мало ли, может быть, и
после множества пуль, обращенных в мою сторону, но принятых на себя
фурьером, он еще выживет. Бывают же чудеса на белом свете! Я и сам
тому пример: чудо и то, что я вовсе в этом времени, реальности; и
то, что я выжил после такой переделки.
Но… Ну же… Где пульс? Где признаки жизни? Нет. Бичуг был
мёртв.
Третий боец… К нему я подходил, моля Господа Бога, чтобы хотя бы
он оказался живым…
И только потом, когда и этот солдат был признан мной мертвым, я,
в новом мундире, не жалея его, сел на мостовую. Все, все мертвы.
Оставался в живых только я и тот солдат, который также предлагал
отдать свою жизнь за меня.
Всё, что происходит вокруг, всё, что происходит внутри меня —
это не игра. Мне дана вторая жизнь? И я её не ценю, сходу врубаясь
во всевозможные переделки и интриги?
Но ведь иначе это не жизнь, это прозябание. Это всё равно, что
потерять эту самую жизнь. Для праздного ли существования я в этом
мире — или для того, чтобы сделать что-то поистине важное,
судьбоносное, правильное и великое для людей и для страны?!
— Ваше высокоблагородие, вы не ранены? — спросил меня Фрол,
который вернулся с погони и приволок одного подранка для
разговора.
— Нет, — приходя в себя, набираясь решимости, сдерживая
предательски прущие из глубин души слёзы, отвечал я. — Допрашивай
подранков. Да так… — я сжал кулак и показал Фролу, а тот кивнул. —
Однако не убей раньше времени. Мне еще их главе Тайной канцелярии
Ушакову отдавать!