— Так и не поужинали, – заметил Иан, поглаживая её плечо, когда она лежала прижимаясь к нему всем телом, потому что боялась снова потеряться.
— Прости, – прошептала она.
Он фыркнул, потом ухмыльнулся:
— Буду есть тебя, – и с этими словами приподнялся, а потом нагнулся так, что укусил Шэйли за плечо. Она взвизгнула, рассмеявшись, и попыталась вывернуться, но не получилось, потому что его сильные руки её не отпустили.
И под её визг и смех Иан кусал её куда придётся, а потом вдруг резко остановился, заглянул в озадаченное из-за остановки, но радостное лицо.
— Я люблю тебя, Шэй, – проговорил он и девушка поняла, что всё, снова их двоих сейчас унесёт желанием. Но сопротивляться она была не намерена, наоборот протянула к нему руки.
Он был таким невообразимо прекрасным, идеальным, как ей казалось. Такой нежный и при этом её пробирало от прикосновений, поцелуев – безумие, совершенное. Шэйли чувствовала стыд и невообразимую негу, утопая в ней, отдаваясь во власть мужчины, который точно знал, что и как надо сделать, чтобы она потерялась, несмотря на то, что казалось бы она сама не своя, испугана пустотой прошлого и тревожными снами, похожими на реальность, но в их близости было столько естественности, столько реальности.
— Я тоже люблю тебя, Иан, – ответила она, задыхаясь от тягучего омута страсти.
3. Глава 2. Эйва
Эйва сидела на кухне и пила чай. Вокруг неё хлопотала повариха Шелранов.
— И чего ты сидишь, Эйва? – недовольно проговорила Яци. — Разве не нужно девочку к ужину одевать?
Она пожала плечами:
— Меня не звали. Тем более господин Иан вернулся. Может они и не спустятся теперь вообще.
— Развратники! – фыркнула повариха. — В моё время не было такого. Этими делами только в ночи занимались!
Эйва рассмеялась:
— Ой, перестань. Тоже мне, скажешь. Можно подумать никто никого под утречко в кладовой или в жаркий день на сеновале не обжимал. Чистые все какие.
Яци недовольно зыркнула на служанку.
— Да и дело молодое, – ответила на это Эйва. — Им положено. Никак не могут отлипнуть друг от друга.
— Пусть бы уж детей наконец сделали, – заворчала на это Яци. — А то отлипнуть не могут, грешат без конца – и в завтрак, и в обед, и в ужин, а детей нет. Пустая девка выходит.
— Ой, что ты завелась? – повела головой горничная. — Дай ей в себя прийти. Лица нет на бедняжке, а ты с детьми пристала.