В ванной из зеркала на нее мельком глянула бледная фурия с
хищным носом и недовольным изгибом рта. Лава яростно выплюнула
остаток зубной пасты в раковину и пригладила торчащие во все
стороны волнистые пряди волос, которым сегодня не светит укладка.
Теперь весь день ходить как чучело… Черные кеды, черная косуха,
черная объемная сумка… Все, готова к выходу.
Она распахнула дверь. Действительно, полицейский в форме. И тут
же в голове завертелось, как повторяющаяся мелодия шарманки: он же
страж порядка, он же силовик, он же сотрудник органов внутренних
дел... Словом, все синонимы, которые когда-либо использовались в
газете. Страж, силовик и сотрудник махнул удостоверением и тихой
скороговоркой невнятно представился. Они же нормально разговаривают
обычно, почему называются всегда так, чтобы слова невозможно было
различить? Наверное, неприятно постоянно трепать свою фамилию перед
каждым встречным. Журналист может хотя бы псевдоним взять.
- Что случилось? – строго спросила Лава.
- С девушкой проблемы, - сказал страж и сотрудник все так же
тихо, но уже с нормальной дикцией. - У вас есть ключи от той
квартиры?
- Конечно. Я готова ехать.
Уже в полицейской машине, прикрываясь ладонью от яркого майского
солнца, Лава спросила:
- А что случилось? Ее убили?
- Пять минут назад была жива. Пока новых сведений не поступало,
- туманно пояснил собеседник, при свете оказавшийся молодым и
симпатичным мужиком с волевым подбородком. Он аккуратно выехал из
заставленного машинами двора, а дальше перехватил инициативу в
разговоре. – Расскажите о вашей квартиросъемщице, Лава
Аркадьевна.
- Студентка, платит в срок, соседи не жаловались.
- Проживала в квартире одна?
- Говорила, что одна… Въехала в конце августа. Простите, я не
расслышала ваше имя-отчество…
- Денис Валерьевич.
- Денис Валерьевич, а вы можете сказать, что конкретно
случилось?
- Статью будете писать? – вдруг хитро прищурился он. – Я читал у
вас про брошенного ребенка. Очень интересно, мне понравилось!
Лава криво улыбнулась. Вот уж чего точно никогда не будет, так
это статьи про нее саму. Что бы там ни произошло в ее квартире.
Вернее, в квартире Германа. При мысли, что кто-то может испачкать,
сломать, испортить вещи, которые он сам выбирал, ей хотелось
рычать. Надо было самой там поселиться. Но это такой пафосный дом,
там даже маленькие собачки смотрят на прохожих как на челядь… Она
бы не смогла там жить.