– Отдохни!
– Ладно, хорош! – суетливо сказал тот, что был пониже ростом. – Еще увидят.
– И чтоб ты знал, мы его не грабили! – рявкнул верзила Людвигу. – Просто поучили хорошим манерам! И тебя поучим!
Они ушли, мерзко переговариваясь и фыркая.
Людвиг с трудом поднялся на ноги, дивясь что все кости целы.
Одноногий, страшно ругаясь, все еще пытался встать. Он уже добрался до своего костыля, но это не помогло – ему не хватало ловкости.
Людвиг подошел к старику и осторожно помог ему, чувствуя забирающийся в ноздри запах водки и нечистой одежды. Поднял с земли фуражку.
– Мрази! – прохрипел офицер.
Он посмотрел на Людвига, и Людвиг впервые отчетливо разглядел его черты.
Это было жуткое опухшее лицо человека, которому, быть может, еще не исполнилось пятидесяти, но война и последующий образ жизни уже надели на него маску глубокого старика. Он был небрит. Давно нестриженные волосы выбивались из-под фуражки грязными полуседыми патлами.
И все же это был не обычный бродяга из опустившихся ветеранов. Прежде всего Людвига поразили его глаза. В них не было той мертвой скорби или застывшей черной ненависти, которую люди обычно приносили с войны. Это были живые блестящие глаза с маленькими шальными зрачками, как электрический свет излучающие безумие. Глаза, которые у нормальных людей бывают лишь раз или два за всю жизнь, в ее самые роковые секунды. Во-вторых, Людвиг отметил, что несмотря на следы затяжного пьянства, у гауптмана достаточно аккуратный, словно выточенный орлиный нос, тонкие губы и острый подбородок, каких невозможно встретить у заплывших пьяниц. И в-третьих: Людвиг еще никогда ни у кого не видел такого оскала. Из обожженной щели рта выглядывали кривые страшные зубы – не такие, как у ибн Махлуфа, не изъеденные болезнью, не разбитые в драке. Они вообще мало походили на человеческие, по форме скорее напоминали ногти.
Гауптман с внезапным испугом провел рукой по груди и облегченно вздохнул, нащупав крест Фридриха-Августа, прусский Железный крест и еще несколько неизвестных Людвигу орденов.
– Ублюдки! – прошептал он, яростно посмотрев вслед давным-давно скрывшимся негодяям.
– Шваль! – согласился Людвиг.
– Ох, парень… Таких как ты в наше время раз-два и обчелся, – улыбнулся гауптман.
В его безумных глазах вдруг ожила простая человеческая благодарность, из-за чего он сразу же сделался жалким.