— А-а-а! — неожиданно и жалко ухнул он, застывая в унизительной
позе передо мной.
Я чуть усилил нажим — не для того, чтобы причинить боль, а
исключительно для ясности происходящего, — и заговорил с ним
голосом строгого воспитателя, которого почему-то сразу мысленно
сравнил с Макаренко:
— Послушай, уважаемый, чтобы я тебя возле Ирки больше не видел.
Если надо будет по иным делам мимо её двери пройти — обходи, хоть
по пожарной лестнице, хоть через подвал. Усёк?
— Ты кто вообще такой, мать твою? — прохрипел он, с трудом
сдерживая завывания от боли и унижения. — Тебе ж хана будет…
— Похоже, ты меня не понял, — сухо и спокойно повторил я, снова
усиливая давление на сустав и не давая ему встать. — Говорю еще
раз…
Но в этот момент в дальнем конце коридора раздался громкий,
командный голос бабы Любы, нашей боевой комендантши:
— А ну-ка! Это что тут за разборки такие?!
Она решительно двинулась в нашу сторону, тяжело топая по
бетонному полу старыми туфлями-лодочками.
Вот ведь чёрт, подумал я. Не вовремя сорвался воспитательный
процесс.
Я отпустил кисть гостя, но при этом сразу сделал шаг назад и
чуть приподнял руки, заранее приготовив ему добрую двоечку на
случай, если тот снова решит включить быка. Но тот, увидев грозную
фигуру комендантши, мигом сник и явно утратил боевой настрой. Встал
и отряхнулся, будто измарался.
— Яровой! — властно и громко воскликнула Любовь Марковна,
приближаясь к нам широким шагом. — Ты это чего тут устраиваешь?
Почему Сидоренко по полу валяешь?
Потом она строго повернулась к самому Сидоренко, который угрюмо
смотрел исподлобья, потирая ноющее от слегка растянутого сустава
запястье.
— А ты чего глазищи пялишь, оболтус? — рявкнула комендантша на
него. — Опять барагозил? Ты вообще чего на этом этаже забыл? Опять
к Ирке заглядывал? Марш отсюда, немедленно, а то Светке твоей я
лично все расскажу.
— Да не надо, Любовь Марковна… — неожиданно жалобно пробасил
Сидоренко – я даже не ожидал от него таких телячьих нот. — Только
ей ничего не говорите, я же просто за солью заходил.
Он послушно поплёлся по коридору, шаркая ногами, как
провинившийся школьник, только в самом конце, уже возле выхода на
лестницу, резко обернулся, волком глянул на меня, зло,
недвусмысленно и незаметно для комендантши погрозил мне кулаком.
Мол, общежитие-то круглое, встретимся ещё, молодой.