- Знаешь что, детка, может ты и права. Папе нужно найти добрую, понимающую женщину. И в этом поиске ему поможешь ты, правда?
- Ты и меня выгоняешь?!
- Нет, что ты. Просто предлагаю тебе выбор, с кем ты сейчас хочешь остаться. С добрым, классным, веселым папой или со мной. Но я по-прежнему буду любить свою работу, задерживаться по вечерам, забывать перевести деньги тебе на театр и забирать тебя из школы. Мне жаль, что все это тебя так ранит, но сейчас я не смогу изменится. Но я пойму, если ты решишь уйти от такой плохой мамы. Ты всегда сможешь передумать и вернуться обратно. Мы в любом случае будем видеться, а я буду тебя любить, не смотря на твои жестокие слова. Наверное, ты считаешь себя очень взрослой, раз их сказала. А взрослые не только говорят, но и делают, понимаешь? Сейчас я пойду и соберу твои вещи, а ты подумай, что хочешь взять с собой.
Сзади раздались театральные громкие аплодисменты. Очень театрально, в духе Никиты. Он стоял в проходе, облокотившись о дверной косяк и веселился, наблюдая за происходящим. Большой, нескладный и лысый дядька у меня в доме, Никита был похож не на моего сына, а на Голема из сказок.
- Хватит, а? – Попросила, когда прошла мимо него. Остановилась и снова посмотрела на эту каланчу. – Может, работу себе найдешь?
- Решила и меня из дома выгнать?
- Ой, все.
Я махнула на старшего рукой и поплелась в детскую за сумкой. Спорить, выяснять, что-то доказывать не имело смысла. Сейчас главное собрать Тому, а разговор с Никитой подождет. Если дочка спала и видела, как покинуть семейное гнездо, сын в ее возрасте поклялся никогда не отпускать мамочку. И уже тогда это звучало пугающе.
Савранский явился домой, когда вещи были сложены, дети накормлены, а я сидела на кухне и медитировала перед бокалом красного, которое мне теперь нельзя. В КБЖУ не вписалось.
Дочь услышала поворот ключа в замке и кинулась в коридор, чтобы первой встретить Кешу.
- Папа, папочка, мама сказала, что я могу выбирать, с кем буду жить, и я выбрала тебя, правда здорово?
Тома повисла на шее любимого отца. И снова неприятное саднящее чувство, меня так не обнимали даже в мой день рождения. И когда мы были семьей, когда не изменяли друг другу, это не воспринималось так остро. Сейчас же я чувствовала, что меня предали.
Савранский погладил Тамару по волосам, но смотрел при этом не на нее. Он бросил испепеляющий взгляд поверх кудрявой макушки прямо на меня. Зло смотрел. Отчаянно. В лице и жестах ни капли человечности, ничего от того милого мальчика, с которым начался мой роман на даче нашего одногруппника.