Но как же больно, когда розовые очки бьются стеклами внутрь. Как же, сука, больно!
- Ребенок, ты чего? – папа быстро закрыл крышку ноутбука и повернулся ко мне.
Я села рядом на диван, положила на колени подушку. Хотелось как в кокон завернуться в одеяло и спрятаться от всех, но нельзя. Нет ни возможности побыть слабой, ни… приличного пледа, чтобы укрыться.
Мама методично уничтожала все, что не вписывалось в ее видение прекрасного. В зале, где обычно собирались гости, ни одной фотографии, ни одной картины, свечки, ковра, хоть чего-то, за что бы цеплялся взгляд.
Подушку отвоевал отец, и мама пошла на уступки, потому что семья это компромисс. Херовый компромисс, к слову. Она как диктатор захватила всю власть в доме и милостиво отдала народу право на сигаретку после операции… или послушать музыку в туалете… или подушку.
Наверное, им нравились такие отношения. Мне – нет.
- Что смотришь? – я кивнула на ноут.
- Да по работе. Шунтирование сердца без разрезания грудины.
- Ага. А на самом деле что?
Папа опустил лицо в пол и признался:
- Сватов. Последний сезон, интересно же, чем там все закончится. Хочешь со мной глянуть?
- Нет, пап, я поговорить хочу.
Папа откашлялся, а потом поднялся с места и закрыл дверь в зал, чтобы мама и бабушка не могли нас услышать. Не чтобы сберечь мои нервы, а потому что подслушивать нехорошо. В этом был весь Борис Абрамович.
- Пап, мы с Савранским разводимся, и я хочу, чтобы ты это знал.
Отец поморщился. Глубокая складка вертикальной бороздой прошила лоб, добавив папе лишних лет. Открытие своей клиники выпило из отца все силы, и теперь вместо энергичного мужчины передо мной сидел недовольный жизнью старик.
- Все решила?
- Все.
- И не передумаешь?
- А смысл?
- Ну и хорошо. Надо решить, как сказать об этом Савранским, чтобы с наименьшими потерями…
- Как это отразится на твоей клинике?
Папа задумчиво перебирал пальцами бахрому на лежащей перед ним подушке. Он так погрузился в это состояние, что не то впал в транс, не то заснул.
- Папа?!
Отец дернулся, и снова посмотрел на меня. На этот раз с жалостью.
- Не будет клиники, ребенок.
- Как же, – ошарашенно прошептала я. - Ты бросишь все?
- Ну, бросить такую махину у меня вряд ли получится. Продать… если за очень смешные деньги. Не знаю, как-нибудь выкручусь.
- И давно ты это решил?