— Ага, Фаберже, — сдержанно ржут какие-то мужики. — Впечатлительный просто вам работник попался. Так почему всё-таки пострадавший лежал на полу? Головой точно не бился?
— А знаете… бился! — выдаёт мерзавка после недолгих раздумий. — В роддоме пару раз наверняка! А так не знаю, я была занята, пёсика успокаивала. Вы когда-нибудь пробовали отнять у собаки любимую кость?
— В тестикулах костей нет, — флегматично сообщает мужской голос.
— А крику было на перелом! Вы проверьте, проверьте. Может, они у него изнутри полопались! Боже, ужас какой… — сама своим же бредням поражается. — Уносите уже скорей этот омлет!
Откуда-то появляется ощущение, будто плыву на волнах. Две неугомонные гадины, фантазия и мнительность, кошмарят меня почище пёсьих челюстей. По слухам, яйца целы, член вообще не фигурировал в беседе, а я всё ощупываю себя изнутри, не могу уняться. Всё чудится зуд, какой описывают в зоне ампутации.
Я от этой мысли аж снова отрубаюсь.
Точно впечатлительный…
В себя прихожу от смены температур. Вот было тёпленько, пахло ремонтом и женщиной, а вот сквознячок мне в табло задувает. И опять невесомость. Качает будто в поезде.
— Я так и не понял, — недоумевает голос помоложе, — Если мужик просто делал ремонт в комбинезоне без дыр, как мы его застали, то как тогда пёс до его яиц подобрался? Как он вообще допрыгнул?!
— Да тихо ты… — давится смехом второй. — Мы же врачи! Вот я не хочу ЭТО себе представлять. Пытаюсь сочувствовать. Хорошо, если у парня прибор барахлить не начнёт…
Как барахлить? — подскакивает мой пульс. — Урою гадину!
Медбратья честно пытаются сочувствовать. Целых две секунды.
А потом тот, что помоложе выдаёт:
— Надо будет отобрать у пса все мохнатые игрушки. Чтоб не привыкал. А то у жены питбуль, мало ли, нагнусь неудачно в семейниках …
Проходит ещё долгая, долгая доля секунды — и оба начинают громогласно ржать! Носилки вздрагивают. Я куда-то лечу! Сперва одной ступенькой задницу отбиваю, за ней второй. Все — с воплями и матом. Благо до конца лестницы совсем немного осталось.
На шум выглядывает Наташа, вся оскорбительно невинная, как будто я её предал худшим из способов. Она прижимает ладони к лицу и чего-то ждёт. Я себе такую роскошь позволить не могу, пытаюсь притормозить и не разбить башку. Не найдя альтернативы, закрываюсь руками. Что-то противно хрустит...