В ту же секунду в воздухе раздался звон тяжелой, хлесткой пощечины. Нил рефлекторно раскрыл глаза, затем тут же снова сжал зубы. Сперва боль отрезвила, но затем она тот же сменилась новой волной нестерпимой ярости.
- Я сказала не смей так разговаривать со старшими. – Со сталью в голосе произнесла вампирша. – Еще из ползунков не вырос поднимать голос. Иди в комнату, чтоб я больше тебя не видела.
- Ты... – Парень едва не ринулся вперед, порываясь схватить мачеху за запястье, но сжал в руке за спиной пресловутый лиф и отступил на шаг назад.
- Я ушла. Утром поговорим. – Отрезала Криста, затем быстро вышла из квартиры. Тут же раздался сильный хлопок двери и щелчок замка.
- Надеюсь твой дружок уже улетучился. – Тихо сказал Нил в пустоту, безумно глядя на место, где только что стояла девушка. – Потому что, если нет, мне придется его найти. И чуточку… чуточку помочь ему с этим.
Ревность резала тело изнутри. Накатывала, и подросток бесконтрольно сжимал в руке нижнее белье той. Такой тошнотно-раздражающей, и такой… красивой. Мерзкие чувства перемешивались меж собой, раздирали грудную клетку. И без того частое дыхание учащалось еще сильнее. Бить его? Что она о себе возомнила? Его, который кормит и помогает этой импульсивной идиотке?
Пусть попробует ударить еще раз. Пусть только попробует.
* * *
Они не разговаривали два дня. Правда, Нил по-прежнему ставил перед ней тарелку супа с тяжелым ударом, а Криста демонстративно ела, отворачиваясь на стену. Ничего словно не изменилось, но в воздухе витало тяжелое мрачное напряжение. Он не извинялся, и она не собиралась. Так и жили.
Иногда девушка стала замечать, что у нее куда-то пропадал телефон. А потом появлялся снова. Вроде бы, в тех местах, где она уже смотрела. Потом среди контактов не получалось найти некоторые номера, которые вампирша была уверена, что записывала. Через подозрительный прищур косилась на пасынка, которой отвечал лишь прохладным равнодушным взглядом. Затем он отворачивался, и делал то, что делал. И так постоянно.
Чем старше Нил становился, тем легче Кристе было простить себя за то, что она не была идеальной воспитательницей даже близко. Он… не выглядел несчастным. Не выглядел одиноким, или печальным. Только иногда в его зрачках внутри темно-синей радужной оболочки проскальзывало что-то такое, отчего рефлекторно выступал холодный пот и хотелось отойти в сторону. Но… то было не несчастье. Какая-то странная внезапная злость, причин которой девушка не понимала. Нил кидал раздраженный взгляд на её вещи, на неё саму. Она вздыхала, и говорила сама себе, что это типичное поведение подростков. У них очень нестабильный гормональный фон, их швыряет из крайности в крайность, они только учатся быть взрослыми.